По Руси. Максим ГорькийЧитать онлайн книгу.
хлынула с кормы, увлекая за собою спорщиков; худой мужик опустил плечи и плотно запахнул чапан, бородатый пошел за ним быком, наклоняя голову, беспокойно передвигая зимнюю шапку с уха на ухо.
Тяжело ворочая колесами, пароход старался удержаться на течении, и следя, чтоб баржа не навалилась на корму, капитан всё время орал в рупор:
– Лев-во клади, рябая морда! Лево-о-о!
Рыбачья лодка подобралась к борту, утопавшего подняли на палубу, – он был мягок, как неполный мешок, весь сочился водою, шершавое лицо его стало гладко и наивно.
Его положили на крышку багажного трюма, но он тотчас же сел, согнулся и, крепко приглаживая ладонями мокрые волосы, спросил глухо, ни па кого не глядя:
– Картуз поймали?
Из тесной кучи людей, окружившей его, кто-то посоветовал:
– Не про картуз, а про душу надоть бы вспомянуть.
Он громко икнул, обильно, как верблюд, отрыгнув мутную струю воды, посмотрел на людей усталыми глазами и равнодушно проговорил:
– Убрали бы меня куда-нибудь…
Боцман строго сказал ему:
– Ляг!
Парень покорно опрокинулся на спину, заложил руки под голову и прикрыл глаза, а боцман стал вежливо уговаривать зрителей:
– Расходитесь, господа публика! Что тут глаза пялить? Нисколько даже не забавно… Мужик, чего вылупился? Аида, пошел прочь!
Люди, не стесняясь, сообщали друг другу:
– Отцеубийца.
– Да что-о вы?
– Такой мозгляк?
Боцман, присев на корточки, строго допрашивал спасенного:
– Куда билет?
– До Пермы.
– Ну, брат, теперь в Казани слезешь. Как зовут?
– Яков.
– А фамилья?
– Башкин. Мы же – Вуколовы.
– Двойная, стало быть, фамилья…
Бородатый мужик с явным ожесточением трубил во всю грудь:
– Дядю-то и брательника на каторгу осудили, тут они и едут, на барже, а он – вот он! – ему вышло оправдание. Ну, однако это только наличность: как ни суди, а убивать нельзя! Совесть этого не может поднять крови, значит. Даже и близко быть к убийству – нельзя.
Все больше собиралось публики, вышли разбуженные пассажиры первого и второго классов, между ними толкался черноусый, розовый помощник капитана и, конфузясь чего-то, спрашивал:
– Извините, вы не доктор?
Кто-то, удивленно, высоким голосом воскликнул.
– Я? Никогда.
Над рекою мощно разыгрался веселый летний день. Было воскресенье, на горе заманчиво звонили колокола, луговою стороной около воды шли две пестро одетые бабы и, размахивая платками, звонко кричали что-то пароходу.
Парень, закрыв глаза, лежал неподвижно. Теперь, без пиджака, плотно облегченный мокрою одеждой, он стал складнее, было видно, что грудь у него высокая, тело полное, и даже замученное лицо сделалось как будто красивей и круг лей.
Люди смотрели на него жалостно, строго и со страхом, но – все одинаково бесцеремонно, точно это был не живой человек.
Тощий господин,