Загадки истории. Злодеи и жертвы Французской революции. А. К. ТолпыгоЧитать онлайн книгу.
способом».
Тут Мирабо обронил слово «жалованье» применительно к духовенству. Правые возмутились. Мирабо в ответ им бросил еще одну историческую фразу: «Слова „наем“ и „жалованье“ как будто ранят достоинство священства. Но я знаю только три способа существовать в обществе: быть попрошайкой, грабителем или работником». И Мирабо заставил отменить десятину без выкупа, подтвердив тем положение лидера в Национальном собрании.
Итак, Мирабо с прогрессистами? Но проходит несколько дней, и Собрание обсуждает другой вопрос, из-за которого страсти разгорелись еще сильнее: вопрос о королевском вето. Демократические депутаты выступают против. Мирабо же говорит: «Я считаю королевское вето настолько необходимым, что предпочел бы жить в Константинополе, нежели во Франции, если у короля его не будет. Да, объявляю здесь: я ничего не могу представить себе страшнее верховной аристократии из 600 человек, которые завтра провозгласят себя несменяемыми, послезавтра – наследственными и, наконец, как все аристократии в мире, захватят все в свои руки».
«Это была, – пишет консервативный историк XIX века, – в трех словах история конвента. Но ее не поняли. Теперь боялись только монархии и защищались с той стороны, откуда был нанесен последний удар».
В начале 1791 года секретарь Мирабо умолял его поберечь себя: «Ведь вы всего лишь человек». – «Вы правы, – ответил Мирабо, – правы, но только с недавнего времени, ибо раньше во мне было больше жизни, чем в десяти мужчинах».
И в апреле того же 1791-го Мирабо после нескольких дней болезни умирает; человеческий организм, с ограниченностью которого он 40 лет не желал считаться, отомстил ему.
Эта смерть была воспринята всеми (даже врагами), как общественное бедствие. Трехсоттысячная толпа идет за гробом, постановлением Национального собрания создается Пантеон великих людей Франции с тем, чтобы первым там был похоронен Мирабо.
Но ненадолго.
Через полтора года, когда король уже был низвергнут, в его дворце, как уже упоминалось ранее, обнаружили «железный шкаф» с секретными документами. Из них, в частности, выяснилось, что Мирабо, столь яростно обличая двор, одновременно давал королю советы, как бороться с революцией.
Все были потрясены. Вождь революции оказался изменником, предателем[18]! Бюст Мирабо, установленный в клубе якобинцев, разбит; портрет Мирабо, установленный после его смерти в зале Национального собрания, завешен покрывалом.
Кому после этого можно верить?
18
Однако правда ли, что Мирабо изменил революции? А если да, то в чем?
Действительно, начиная с осени 1789 года Мирабо думает главным образом о том, как остановить революцию. По его мнению, то, что следовало сделать, уже сделано, то, что следовало изменить – уже изменено. «Я, – говорил он, – консерватор по отношению к порядку вещей, установленному французской революцией, но я не консерватор по отношению к старому порядку, который она справедливо уничтожила».
Но
18
Тут, пожалуй, уместно провести некую аналогию с «московскими процессами» 1937-го и 1938 года. На них «выяснилось», что чуть ли не все вожди революции – Троцкий, Зиновьев, Каменев, Бухарин – были немецкими шпионами, отравителями колодцев и прочее, и прочее. «Как же так? – могли бы спросить мы, – неужели тогда не было ясно всякому здравомыслящему человеку, что этого не только не было, но и быть не могло, что это явный абсурд?!»
Нам это ясно, но тогда это было не так. И может быть, одна из причин была в том, что большевики немного знали историю и помнили: в годы Великой французской революции ее вожди – Мирабо, Лафайет, Дюмурье, Верньо и многие другие – оказались «предателями». Конечно, на самом деле это было не совсем так, и даже совсем не так; но – могли рассуждать люди 1937 года – если в 1793-м выяснилось, что Мирабо и Дюмурье предатели, то нет уже ничего удивительного в том, что сейчас выяснилось: Зиновьев и Каменев – шпионы…