Вёшенское восстание. Андрей ВенковЧитать онлайн книгу.
видимо, только мечтал. Перед Первой мировой войной он успел закончить лишь учительскую семинарию. С двоюродным братом – «Тихошкой» – у них была разница в пять лет, и когда младший, Ельпидифор, в 1916 г. отправился в Воронеж, Афанасий уже закончил ускоренные курсы Новочеркасского юнкерского училища и воевал на Кавказском фронте.
Когда началась Гражданская война, старший внук уверенно пошел «в белые» и с ними попал за границу, где работал таксистом, а младший (мой родной дед) дважды – 1917 г. и 1918 г. – начинал учебу на 1-м курсе землемерного училища (ныне Новочеркасский мелиоративный институт), и оба раза учеба прерывалась – то красные город занимали, то белые мобилизацию проводили. Дед участвовал в Вёшенском восстании (приехал на каникулы, а тут – красные и восстание…), был направлен в Новочеркасское Атаманское училище, куда направляли всех со средним образованием, отстал от своих под Новороссийском и, в конце концов, среди тысяч преданных и брошенных на Черноморском побережье казаков оказался в армии Буденного.
Занявшись вплотную историей восстания, я решил на всякий случай навестить «эмигранта». На всякий случай – потому что одна из сестер его сказала мне, что в восстании Афанасий Ефремович не участвовал. «В отступление, помню, метель была. Афанасий домой заехал, в башлыке… Конь под ним здоровенный, гнедой, весь заиндевел… Побыл и уехал… за Донец…»
Афанасий Ефремович все это время жил со своими сестрами. Когда я пришел к нему в гости (это был 1980 г.), он рвал в саду вишню. Из сада он пришел веселый и внешне благожелательный. Оказалось, что он одного со мной роста, немного сутуловат (как-никак ему перевалило за 80), но в плечах шире. Квадратное загорелое лицо с маленькими глазами и тонкими губами было выбрито, седые густые волосы – коротко острижены.
Тогда он уже страдал от склероза, и за время нашей беседы несколько раз переспрашивал, кто я такой. Мы прошли в его комнату с кроватью, столом и пустой этажеркой. Бутылку виноградного вина, принесенную мной в подарок, он сразу же раскрыл, налил две крохотные рюмочки, остальное запечатал и спрятал. Чтобы не оставаться в долгу, он тут же отдарил меня, дал единственную книгу в комнате – потрепанный самоучитель французского языка.
Разговаривать со стариком, страдающим склерозом и взбодренным вином, было трудно. Несколько раз он начинал с жаром говорить о необходимости патриотического воспитания молодежи и при этом хитро посматривал на меня, дескать, знаю, что тебе надо, а не скажу. Какое-то неуловимое движение, когда он, подбоченившись, наклонялся вперед и чуть заметно морщил нос, удивительно молодило его и подчеркивало какую-то скрытую энергию. Я нисколько не удивился бы, если б оказалось, что в 80 лет он физически сильнее меня.
О Гражданской войне он говорил неохотно, сразу же переспрашивал, кто я, как мое имя. Зато о «германской» вспоминал со странным удовольствием и гордостью («Немцы нам объявили войну. Я Родину защищал. Это была такая же война, как и последняя, Отечественная»). Он был взят в армию рядовым,