Святая мгла (Последние дни ГУЛАГа). Леван БердзенишвилиЧитать онлайн книгу.
что если еще два дня жар не спадет, то он переведет меня в «больничку» и назначит диету (диета в зоне очень хорошее слово). Короче, лежу с температурой в сорок градусов у входа в барак, девять часов вечера, кроме Гриши и двоих пожилых литовцев в бараке почти никого нет, и тут, смотрю, вбегает Жора Хомизури с сенсационным заявлением, что по программе «Время» будет выступать наш Гриша. Встав вместе с одеялом и матрасом, я направился в клуб-столовую. Телевизор был установлен очень высоко – с тем чтобы его могли видеть все сто человек, сидевших за длинными столами.
В информационной программе «Время» нам рассказали о пленуме политбюро компартии, калейдоскопически промелькнули заводы, фабрики, комбинаты, тракторы и культура. Явно созрели вопросы спорта и прогноза погоды, и именно в это время весь экран занял, по объявлению ведущего Балашова, политзаключенный, осужденный за антисоветскую агитацию и пропаганду, Григорий Зиновьевич Фельдман.
И сказал Гриша: «Израиль – страшное государство, они мучают бедных арабов, стыд и срам им. День и ночь они только о холокосте и говорят, а сами арабам и палестинцам геноцид устраивают, да и вообще, я и представить себе не могу, чтобы на свете существовало что-либо ужаснее сионизма. Что касается лагеря, в котором я нахожусь, меня тошнит от этих моих так называемых соузников, как их собралось вместе столько негодяев, что это еще за несчастье! Советский народ, прости меня, хотя меня нельзя простить и не следует прощать».
Гришу в программе «Время» сменили спорт и прогноз погоды, а ошеломленные заключенные потихоньку двинулись к баракам. Я с одеялом и матрасом поспешно вернулся в постель. Гриша, одетый и обутый, развалился на своей койке в трех метрах от меня. После некоторой небольшой возни снаружи в барак вошла так называемая «делегация позора» во главе с Фредом Анаденко. В делегацию входили Миша Поляков и Жора Хомизури. Эта делегация из трех человек двинулась к койке Фельдмана.
– Григорий Зиновьевич, чем ты можешь оправдаться? – спросил тихим голосом Анаденко.
– Чем я могу оправдаться? – переспросил Гриша, и в его голосе промелькнул наигранный украинский акцент. – А вот чем!
Гриша повернулся, показал делегации зад, и зад издал такой оглушительный звук, который удивил бы даже славного автора «Гаргантюа и Пантагрюэля» Франсуа Рабле.
– Выходит, ты не человек, – сказал изверившийся Анаденко, и комиссия покинула барак.
С этого дня Гриша стал политическим прокаженным, и никто к нему не приближался. Он очень быстро сдал и опустился. Особенно переживали его падение наши евреи – дескать, этот апологет арабов опозорил нас.
Гришу помиловали и освободили 9 февраля 1987 года. Пять дней спустя, 14 февраля, в Барашевской зоне не осталось ни одного «демократа», в эпоху перестройки время политических заключенных кончилось. Израиль долго отказывался принимать Фельдмана. Говорят, в этом деле был замешан «Моссад». Я не исключаю, что и бывшие его сокамерники не болели за его алию.