Дневник. Михаил ДроздовскийЧитать онлайн книгу.
последние недели было несколько случаев единичного неповиновения и попытки к неповиновению массовому; были подстрекательства к неисполнению законных распоряжений. По этим случаям ведется дознание, виновные будут преданы суду, но обнаружение зачинщиков очень затрудняется укрывательством и сочувствием им солдатской массы. Привлечение их к суду вызывает среди солдат глухое недовольство; всякое законное требование, стесняющее разнузданность, всякое требование порядка, законности они именуют “старым режимом”. В их мозгах укоренилось понимание, что раз чего-нибудь хочет “вся” рота или “вся” команда, то это уже так и быть должно. Развращенные безнаказанностью, отменой обряда чинопочитания, солдаты позволяют себе в разговорах с офицерами наглые обвинения их в том, что они стоят за войну, так как получают большое (!) жалованье; в солдатской же среде главное настроение – нежелание воевать, непонимание, вернее, нежелание понимать необходимости продолжать войну. Позволяют себе заявлять в лицо претензии, что офицеры не носят шашек, а они должны носить лопаты. Офицерам только и делать приходится, что разъяснять и отвечать на их вечные неудовольствия, капризы и заявления… Вечные претензии, детские, смешные по содержанию, но незаконные, однако в основе своей построены на распущенности, нежелании исполнять честно свой долг и нести честно неизбежные тяготы службы, а у известных единичных личностей порождаются желания побравировать намеренным (но безнаказанным) неоказанием офицеру уважения.
Конечно, часть солдат вполне добросовестна и дисциплинированна, но таких крайне мало, и они почти не имеют влияния, будучи сами терроризированы массой. Борьба со всеми этими явлениями ведется, и наружный порядок еще поддерживается работой офицеров, но живем на вулкане.
Когда, с одной стороны, проповедь немедленного мира, спасения жизни, проповедь легких благ, безграничной, специфической свободы, а с другой – призыв к жертвам, образ смерти, призыв к лишениям, невзгодам и трудам, к самоограничению – и все это без всякой серьезной угрозы худшим элементам, без силы принуждения, – тогда рассчитывать на успех подобных проповедей среди темной массы, дочиста лишенной сознания долга и гордости, смешно.
Главное, считаю долгом доложить, что силы офицеров в этой борьбе, бесплодность которой в создавшейся обстановке, к сожалению, не всеми понимается, убывают, энергия падает и развивается апатия и безразличие даже к вопросу о победе или поражении. Лучший элемент офицерства, горячо принимающий к сердцу судьбы армии и родины, издерган вконец; с трудом удается поддерживать в них гаснущую энергию, но скоро и я уже не найду больше слов ободрения этим людям, не встречающим сверху никакой поддержки. Несколько лучших офицеров обращались ко мне с просьбой о переходе в союзные армии. Позавчера на служебном докладе о положении дел в команде закаленный в боях, хладнокровнейший в тяжелейших обстоятельствах офицер говорил со мной прерывающимся от слез голосом –