Поэзия садов. Дмитрий ЛихачевЧитать онлайн книгу.
некими символами сада в целом. Они ставились и в XVII в., и в XVIII в. обычно на самой границе или за границей hortus conclusus («сада огражденного») – за пределами изгороди сада, там, где сад сменялся дикой местностью, и обычно в лесистом уголке, в тени, вдали от солнца[60], и всегда бывали некоторой неожиданностью для гуляющих.
Для большего впечатления от эрмитажей отшельников даже нанимали. Джон Диксон Хант приводит условия, которым должен был следовать нанятый Чарльзом Гамильтоном «отшельник» в «Paine’s Hill» в графстве Сарри (Surrey): он обязан был провести в эрмитаже семь лет «с Библией, с очками, с ковриком под ногами, с пуком травы в качестве подушки, с песочными часами, водой в качестве единственного напитка и едой, приносимой из замка. Он должен был носить власяницу (camel robe) и никогда, ни при каких обстоятельствах не стричь волос, бороды, ногтей, не бродить за пределами владений Гамильтона или разговаривать со слугами»[61]. Не случайно, я думаю, что нанятый на таких условиях «отшельник» прослужил у Ч. Гамильтона только три недели. Зато второй, который к тому же обязался не принимать милостыни от гостей, даже «полкроны», и вести себя, «как Джордано Бруно» (!), «прослужил» отшельником целых четырнадцать лет.
Иногда в эрмитажах или рядом с ними ставились статуи отшельников[62] или куклы, изображавшие их.
Эрмитажи бывали самых различных типов, и каждый из типов имел свое символическое значение, которое передавалось всему саду: эрмитаж был эмблемой и «девизом» сада, рядом с которым он находился.
Джон Диксон Хант в уже цитированной книге приводит несколько эмблематических типов эрмитажей. Наиболее традиционный тип эрмитажа, ведущий свое начало еще от Средневековья, – это обиталище христианина, монаха-отшельника. Другой тип – место уединенного размышления светского посетителя сада. Конечно, практически немногие из владельцев садов предавались уединенным размышлениям в такого рода эрмитажах. Скорее всего, эти эрмитажи служили символом, эмблемой сада, и в них изредка могли гуляющие укрываться от непогоды, темноты, бури. Об этом пишет Самюэль Джонсон: «Грот имел несколько помещений, предназначенных для различного употребления, и часто служил укрытием для путников, которых заставала темнота или гроза»[63].
О том, что эрмитажи не использовались по своему, казалось бы, прямому назначению, в частности даже для «конкретных» уединенных размышлений, а имели развлекательное значение, мы можем судить по следующим стихам Томаса Вортона:
A place – for holy meditation,
For solitude, and contemplation;
Yet what himself will rarely use,
Unless to conn his weekly news;
Or with some jovial friends, to set in,
To take his glass, and smoke, and spit in[64].
Так же точно, разумеется, употреблялись не по прямому своему назначению храм друидов с соломенными крышами в садах Ричмонда (1748), эрмитажи в арабском стиле с арабскими надписями, с тростниковыми крышами в «китайском вкусе», нарисованные для Ричмонда Эдвардом Стивенсом в 1740 г., эрмитажи в стиле, который
(«Чрез тихий церковный двор, где черные тисы бросают подходящую ему, отшельнику, тень и влекут его к святым размышлениям…»)
(«Мох – его постель, пещера – его скромная келья, его пища – фрукты, его питье – из кристально чистого родника».)
Цит. по:
Изображение куклы-отшельника и статуи-отшельника см.:
Ibid. P. 3.
«Место для благочестивого размышления, для уединения и размышления; даже если он им редко пользовался, только чтобы обдумать свои недельные заботы или с веселыми друзьями посидеть в нем, выпить, покурить и просто плюнуть».
Ibid. P. 8. Стихи из «Приятностей меланхолии» Томаса Вортона.