Какие они разные… Корней, Николай, Лидия Чуковские. Евгений НикитинЧитать онлайн книгу.
“Это Марья Борисовна распорядилась сделать такую замечательную дорожку в саду”, “Она была честный, прямой человек”, “Если бы Марья Борисовна понимала, что все измены не имели никакого отношения к ней!”»
Чуковский любил жену, и все же заглядывался на молодых женщин. Он считал, «что без сексуальности нет таланта, что в ней источник творчества».
Во время написания «Крокодила» Корней Иванович был увлечен Сонкой – Софьей Сергеевной Шамардиной. Тогда же за Сонкой ухаживал Владимир Маяковский. Поэт оказывал знаки внимания и Марии Борисовне Чуковской. Ее сын Николай вспоминал:
«…Мне не раз приходилось слышать легенду, будто женщины редко влюблялись в Маяковского. Полагаю, что это совершенно неверно. Помню, в те годы в Маяковского пылко была влюблена одна куоккальская дачевладелица, некая г-жа Блинова, и об этой любви ее я слышал от взрослых немало толков.
Дача Блиновой находилась на Прямой дороге, рядом с дачей родителей художника Юрия Анненкова. У нее были два сына, Зёзя и Кука, один чуть постарше меня, другой моих лет. И Блинову, и ее мальчиков я хорошо знал в течение всей моей куоккальской жизни, но был ли у нее муж, не помню. Это была красивая женщина лет тридцати восьми. Ни к искусству, ни к литературе она не имела никакого отношения, но, как все куоккальские интеллигенты, бывала и у Репина, и у нас, и у Анненковых, и у Евреинова. Над ее безнадежной любовью к Маяковскому потешался весь куоккальский кружок. Она ловила его на всех углах, делала отчаянные попытки затащить его к себе на дачу, но он бывал у нее редко и неохотно. Родителей моих особенно смешило то, что она, до тех пор сторонница самых мещанских взглядов на искусство, внезапно стала пламенной проповедницей футуризма.
В те предреволюционные годы в Куоккале среди зимогоров был и Лазарь Кармен, литератор, родом одессит, скромный и красивый человек, бедняк, отличный лыжник, – отец впоследствии весьма известного советского кинооператора Романа Кармена. Этот Лазарь Кармен постоянно бывал и у нас, и у Репиных. Он был музыкален, остроумен и любил исполнять сочиненную им длинную песню на мотив “Барыни”, в которой высмеивал все куоккальские сенсации. Песня эта была импровизацией, и текст ее кащый раз менялся, дополнялся. Некоторые из входивших в нее куплетов записаны у отца в “Чукоккале”. Я хорошо помню, как голубоглазый кудрявый Кармен, сидя на нашем диване, пел свою “Барыню” в присутствии Маяковского и Репина. Было там и несколько строк, посвященных Блиновой:
С футуристами спозналась,
В футуристки записалась,
Барыня, барыня.
По нашим семейным преданиям, тщательно скрываемым, Маяковский в те годы был влюблен в мою мать. Об этом я слышал и от отца, и от матери. Отец вспоминал об этом редко и неохотно, мать же многозначительно и с гордостью. Она говорила мне, что однажды отец выставил Маяковского из нашей дачи через окно. Если такой эпизод и был, он, кажется, не повлиял на отличные отношения моего отца с Маяковским.
На