Кроссуэй. Реальная история человека, дошедшего до Иерусалима пешком легендарным путем древних паломников, чтобы вылечить душу. Гай СтаггЧитать онлайн книгу.
политика. Все эти споры несли отпечаток какого-то дешевого перформанса, и я гадал: может, весь этот шум, все эти угрозы – просто свидетельство бессилия? И среди этого нарочитого гнева я вдруг впервые с начала пути задумался: а что, если я притворяюсь сам?
Когда спор ненадолго утих, я спросил, пойдет ли кто из них голосовать.
– А зачем политикам нужно, чтобы мы голосовали? – проревел Стефано.
– Да ты сам-то хоть раз голосовал? – Альдо ударил ладонью по клеенке.
– А я скажу зачем! – не унимался Стефано. – Если я отдам свой голос, а тот, за кого я голосовал, победит, что тогда? Тогда, выходит, это я виноват! Клянусь всеми святыми, Папа не голосовал ни разу! Что бы они ни сделали, обвинят меня! Да я и понятия не имею, как голосовать! – Он скрестил руки на груди. – И потому я завтра весь день проведу в церкви! И Папу никто не обвинит!
На мгновение воцарилась тишина – а потом опять начались крики, вопли, и все пошло по новой.
Выборы состоялись. Победу разделили левоцентристы, правоцентристы и партия оппозиции, которую возглавлял эстрадный комедиант.
Ничего нового не случилось – впервые за все мое путешествие по Италии.
Я дошел до Паданской низменности. То была огромная равнина, и простиралась она по всей ширине Северной Италии. Дорога франков пересекала ее в нижней области, самой плодородной. Когда-то тут были болота. В XV веке цистерцианцы их осушили, драгировали и превратили в рисовые поля, и теперь в далекую даль, до края окоема, тянулись участки жнивья, разделенные оградами, запрудами и бетонными каналами – те укрывали землю мокрой серебряной паутиной.
С первых же минут, как только я вышел на равнину, возникло стойкое чувство, что за мною следят. Каждый раз, когда по полям прокатывался ветер, я оглядывался, а один раз даже влез на шлюзовые ворота, пытаясь рассмотреть вдалеке незримого чужака. Серое небо. Серая земля. Протоки сплетались в узор, точно рисунки в долине Наска. Мертвенно-бледный свет солнца, крахмальная белизна почвы, безликая пустота, куда ни посмотри – конечно же, я был один. В тот миг, стоя на шлюзе, я ощутил себя ничтожной пылинкой на пейзаже, и резвая самоуверенность, охватившая меня во время спуска с Альп, сменилась тревожными уколами нерешительности и сомнений.
А так я шел быстро и по сторонам не глазел. Шла третья неделя поста. Я должен был наверстать время. До Рима идти два месяца? Да ладно. Альдо и соврать мог на голубом глазу. Правда, я много дней потерял из-за снега, и это тревожило. Да, сейчас небо было ясным, но я не видел и следа весны – лишь мертвую пустошь, которая не давала забыть, что здесь по-прежнему властвует зимний холод.
Ночевал я в пресвитериях или приходских домах, и мне почему-то показалось, что священники, которые соглашались меня приютить – неимоверно занятые люди. Они беспокоились об Италии, о Европе, о Церкви – и просили прощения за отставку папы, словно сами были за нее в ответе.
Брат Нунцио в аббатстве Сан-Альбино стал исключением из правил. Обитель находилась неподалеку от Мортары: впереди – романская церковь, позади – готические развалины, а между ними – корпус,