Машина пространства. Алексей СиницынЧитать онлайн книгу.
– тупой, неприятный звук, будто внутри его головы зияла пустота. Ему показалось странным, что череп мог слышать и воспринимать хруст собственных костей (Жора именно так для себя сформулировал). В этом было что-то обнадеживающее.
Потом наступила тьма.
Тьма не имела формы. Жора не решился бы утверждать, что видит ее. Скорее, она была некой созерцаемой сущностью, трудноотличимой от его собственного внутреннего мрака. Находился ли он во мраке или мрак пребывал в нем – сказать наверняка было трудно. Возможно, пространственно он абсолютно совпадал с ним, за исключением одной-единственной точки, из которой велось наблюдение. Находясь во тьме, эта точка не принадлежала тьме, как птица не принадлежала небу, а одинокий пловец морю. Этой точкой был он сам.
Постепенно Жора начал угадывать во тьме неясную глубину, а затем и смутный бесформенный объем. Но он понимал, что это не более чем привычка ума представлять все в качестве зримого трехмерного образа. Было ясно, что тьма не выглядит никак и не имеет реального объема. Он вдруг понял, что пространство и время не являются первичными формами восприятия, а сами возникают из тьмы, восприятие которой было возможно каким-то странным образом и без них.
О том, что такое время, Пеликанов никогда особо не задумывался. В юности оно представлялось ему эфемерной рекой, текущей с неумолимо постоянной скоростью из прошлого в будущее. Позже, когда он стал старше, время казалось ему каким-то зловеще тикающим счетчиком, отсчитывающим секунды человеческой жизни. Но теперь в темноте ему вдруг стало понятно, что никакого времени в действительности не существует. Точнее, оно может возникать при определенных обстоятельствах и исключительно в связи с умственными ожиданиями будущего, когда сознание занято игрой в нескончаемую «Угадайку».
Пеликанов увидел, что, строго говоря, никакого будущего заранее, до возникновения самой игры в «Угадайку», не существовало. Будущее возникало одновременно с желанием иметь его перед собой в качестве чего-то нового, таинственного и незнаемого. Но единственной возможностью представить его подобным образом была форма мыслимого пространства, в котором пока еще ничего не происходило. Само это «пока еще не» оформлялось в качестве такового и проводилось по мысленной бухгалтерии задним числом, порождая иллюзию того, что время всегда являлось чем-то совершенно естественным и хорошо знакомым уму. Прорастая и закрепляясь в сознании, данная иллюзия порождала множество вторичных иллюзорных следствий, одним из которых была уверенность в возможности планировать и изменять будущее.
Прошлое открылось ему и вовсе в неприглядном свете. По сути, оно было чем-то вроде отходов умственной деятельности, туманным следом реактивного самолета, сжигающего в лазурной синеве неба тонны авиационного керосина. За прошлое сознание принимало даже не форму собственной памяти и не убежденность в обладании накопленным опытом. (Хотя данный опыт, конечно, выполнял важную функцию, объясняя актуальный