Свободная любовь. Ольга КучкинаЧитать онлайн книгу.
к тому, что у тебя были нелады с прежней властью…
– Причем тут лады и нелады! Был театр, который не просто не был лицом этой страны, а так, на обочине где-то… По пятнадцать раз сдавали спектакль – уже даже неприлично говорить. Я вообще не люблю все эти разговоры про то, какие мы были смелые, и прочее. Мне это не нравится. Я всегда занималась только своим делом. И когда Виктор Степанович Черномырдин, которого я просто нежно люблю, приговорил меня пойти в «Наш дом – Россию», я ему сказала: моя политика – это то, что я делаю на сцене, это моя политика, мое отношение к жизни, все. Но он такой особенный человек, я в первый раз его близко видела, все неожиданно случилось. У нас был пересменок между отпуском, я приехала на два дня, переложить чемоданы и уехать. А меня вызвали в Белый дом. Я говорю: вы же понимаете, Виктор Степанович, что если встанет вопрос, пойти на репетицию или в Думу, я пойду на репетицию. Тогда многие по дороге отказались, были в списке, а потом слиняли. А мне уже было как-то стыдно это делать.
– И ты вступила в эту партию?
– Ни в какую партию я не вступала. Это было движение. Движение! Черномырдин меня обаял абсолютно. Он какую-то фразу сказал человеческую, типа, вот у вас сын, у меня тоже дети, вы хотите, чтобы страну в крови потопили? Я сказала: ну, я попробую. И попробовала. Я не жалею об этом опыте. Потому что любой опыт для художника полезен. А все разговоры про художника и власть – они ведь тоже ангажированные. Для меня любая ангажированность неприемлема. Я давно поняла, что самое ценное, что есть в жизни, – это человек и человеческие отношения. А в политике на это красный светофор. Вот почему это не для меня. Но с точки зрения человеческих отношений я многое там оценила. И добром поминаю людей, с кем общалась. Это и Александр Жуков, и генерал Рохлин… Так что тема «интеллигенция и власть», она для меня проходит через понятие «человек». Какой человек, что он сделал, в чем ошибался. И то, что «Современник», начиная с 90-х годов и дальше, обрел внутренне другой статус, я как благодарный человек всегда помню. Не потому, что мы что-то другое стали делать. Мы продолжали свой путь. Но я беру чисто человеческий аспект и никогда не переменю отношения к Горбачеву, к Ельцину, к Путину тоже. Речь не об общепринятом приличии, которое кто-то диктует. Я не беру это в расчет. Я знаю, за что я благодарна Ельцину…
– За что?
– Совсем не личные мои благодарности. На его юбилее в Кремле уже все свое отговорили, все президенты – и Коль, и Клинтон, и Назарбаев, – и вдруг Борис Николаевич: я хочу, чтобы Галя сказала, ну скажи, Галя. И я сказала, за что я ему благодарна. При всем том, что на него навешивали, и несправедливо, и отчасти справедливо. И могу повторять. Не только потому, что при нем в нашу ложу стали приходить люди. Говорят, раньше один раз был Цэдэнбал, за что его сюда привели, не знаю. Нас в эту ложу не пускали. Я даже не знала, как там что расположено, и только в 91-м отдали ее в наше распоряжение. Я сказала, что благодарна Ельцину за то, что авторы стали писать не в стол, а, зная, что их напечатают, что дети перестали бегать за иностранцами