Наполеон. Эдвард РадзинскийЧитать онлайн книгу.
героиня пьесы, которую предстояло завтра (точнее, уже сегодня) разыграть.
17 мая 1799 года. Утро «того дня».
Она выпрыгнула из кровати и в темноте комнаты зажгла свечу.
Белое узкое тело другой. Она повернулась к нему лицом другой…
Помахав ему рукой, она исчезла за вишневой занавесью, висевшей на стене, где прежде был камин. И когда занавесь упала вслед за исчезнувшей женщиной, Бомарше почувствовал серый запах пыли. Занавесь давно не поднимали.
Бомарше спустил ноги с кровати, встал, отодвинул шторы. Предательский свет утра. Все голо, ясно. Ну-с, какова сегодня диспозиция этого проигранного уже при рождении сражения? Какие еще рубежи завоевала старость за прошедшую ночь? (Банальные цитаты, хлам удачных реплик. Неужели этим может быть забита голова в последний день?)
«Он позвонил в колокольчик. Вошел слуга».
Не так: «В открытой двери возник слуга с подносом. Гражданин Бомарше взял свою чашечку кофе».
– Ну, что ты молчишь?
– Вы запрещаете мне утром говорить. Утром вы думаете.
– Прекрасный ответ идиота! Ты – самый неудачный Фигаро в моей жизни. Ты даже выглядишь отвратительно. Тебя трудно описать. Ни одной особой черты – все аккуратное, сглаженное. Какой у тебя отвратительно маленький нос… как член китайца. Где он – длинный, прущий напролом галльский нос, которым на худой конец можно осчастливить женщину?
«Слуга безмолвствовал». Нет, точнее – «торжественно молчал».
– Ну и что он сказал, Фигаро?
– Настаивает, чтобы вы приняли его сегодня. Он приедет к вам в полдень.
– Хорошо. Принеси.
«Слуга молча вышел и тотчас вернулся с двумя шпагами и ящиком с пистолетами. Бомарше взял шпагу, поиграл – поласкал рукоять…»
Монолог Бомарше:
«Клинок повидал виды. Когда-то я проколол им соблазнителя сестры, а десять лет назад уложил им наемного убийцу – его подослал адвокатишка Бергас. Негодяй сначала оболгал меня, потом хотел убить. На пустынной улочке убийца поджидал меня. Я даже не увидел его лица, только услышал выстрел. Промах! И мой ловкий выпад – вот так! – и мерзавец схватился за живот. Он смешно висел на шпаге – как на вертеле… или нет, как бабочка на иголке в моей коллекции. Я убил его первым же выпадом».
«Слуга все так же молча стоял в дверях».
– Еще чашечку кофе, Фигаро. Так сказать, на прощанье с утром.
(Не сказал – «с последним».) У тебя что-то еще?
– Приходил человек, которому вы заказали новый ошейник для Розины. Спрашивал, что писать на ошейнике.
– Запиши: «Меня зовут мадам Розина. Я принадлежу…» Нет: «Мне принадлежит гражданин Бомарше. Мы живем на бульваре…» Не очень… Может, к вечеру придумаю получше. Сгинь!
«Молчаливый негодяй удалился, должно быть, усмехаясь».
Бомарше подошел к зеркалу. В зеркале – портрет финала: шестьдесят семь лет, тучный, с поредевшими волосами, подбородок висит, как сумка у кенгуру, и эти глаза навыкате… На днях в Трианоне на аукционе он долго рассматривал автопортрет старого Рембрандта. Художник