Тюдоры. От Генриха VIII до Елизаветы I. Питер АкройдЧитать онлайн книгу.
этих вещей может стать спасением души вашей милости, а что до народа – то, как вашей милости прекрасно известно, народ существовал и до вашей милости и будет существовать после того, как вашей милости не станет. В своей проповеди я лишь бесчестил непомерную роскошь и чопорность всего внешнего убранства.
Уолси. Что же, слова твои очень красноречивы.
Когда кардиналу сказали, что Барнса «можно вернуть на путь истинный», тот пообещал «проявить к нему доброту». В последовавшем письме королю Барнс охарактеризовал себя как «бедного ничтожного человека, который и кошку не тронет». Однако он заявил, что «некоторые люди сродни собакам; если какой-нибудь человек, который им не земляк, которого они не любят или не знают, скажет вопреки что-нибудь, то тотчас же они закричат “Еретик, еретик, в огонь, в огонь!”. Это и есть собаки, которые страшатся истинных проповедников». Барнс не отправился в огонь. Его привели в собор Святого Павла 11 февраля и заставили встать на колени в проходе. На возвышении, на золотом троне перед ним восседал кардинал в окружении восемнадцати епископов и восемнадцати аббатов и священнослужителей. К спине у него были привязаны охапки хвороста: дерево символизировало языки пламени, пылающего вокруг столба. Осенью того же года все более широкое распространение тиндейловского Нового Завета побудило епископа Лондона опубликовать очередное официальное предупреждение о чтении еретических книг.
Допрос Роберта Барнса имел весьма любопытное продолжение. Он находился под своеобразным «домашним арестом» в монастыре городка Нортгемптон, где один из его друзей разработал план побега. Барнс написал кардиналу письмо, в котором заявил, что крайнее отчаяние вынуждает его утопиться и покончить с жизнью; он обозначил место, а затем сложил кипу одежды на берегу реки. Он также оставил другое письмо для мэра Нортгемптона с просьбой обыскать реку; он упомянул, что написал кардиналу личное письмо, которое сургучом привязано к его шее. Реку должным образом исследовали, и, несмотря на отсутствие тела, за границей опубликовали долгожданные известия о том, что еретик утопил себя от отчаяния. А Барнс тем временем тайком прибыл в Лондон в обличье «бедняка» и оттуда на корабле отправился в Нидерланды, где сочинил два трактата под именем Антониуса Англуса.
Сведомые становились все более серьезной угрозой для тех, кто был убежден в опасности их учений, например для Томаса Мора. Осенью 1527 года один кембриджский ученый, Томас Билни, в своих проповедях критиковал религиозные обряды, связанные с некоторыми образами Девы Марии и святых; они представляли собой не что иное, как неодушевленные истуканы. Разъяренная толпа прихожан дважды прогоняла его с кафедры. И все же он продолжал упорно атаковать то, что называл идолопоклонством и «показным богослужением». «Святым на небесах не нужен свет, – говорил он, – а у изваяний нет глаз, чтобы видеть». Его заставили предстать перед епископом Лондона и публично отречься от своей веры. Однако на этом дело не закончилось. Он вернулся к своим