Похождения бравого солдата Швейка. Ярослав ГашекЧитать онлайн книгу.
жена Паливца, и тупо глядела на пивные краны.
– Вот я и вернулся! – весело сказал Швейк. – Дайте-ка мне кружечку пива. А где же наш пан Паливец? Небось уже дома?
Вместо ответа хозяйка залилась слезами и, горестно всхлипывая при каждом слове, простонала;
– Дали ему… десять лет… неделю тому назад…
– Ну, вот видите! – сказал Швейк. – Значит, семь дней уже отсидел.
– Он такой был… осторожный! – рыдала хозяйка. – Он сам это всегда о себе говорил…
Посетители пивной упорно молчали, словно тут до сих пор блуждал дух Паливца и призывал к еще большей осторожности.
– Осторожность – мать мудрости, – сказал Швейк, усаживаясь за стол и пододвигая к себе кружку пива, где в пивной пене образовалось несколько дырочек там, где капнули слезы жены Паливца, когда она несла пиво на стол. – Нынче время такое, что приходится быть осторожным.
– Вчера у нас было двое похорон, – переводил разговор на другое церковный сторож от Святого Аполлинария.
– Видать, помер кто-нибудь! – заметил другой посетитель.
Третий спросил:
– Покойного-то на катафалке везли?
– Интересно бы знать, – сказал Швейк, – как будут происходить военные похороны во время войны?
Посетители поднялись, расплатились и тихо вышли. Швейк остался наедине с трактирщицей.
– Я не представляю себе, – произнес Швейк, – чтобы невинного осудили на десять лет. Правда, однажды невинного приговорили к пяти годам – такое я слышал, но на десять – это уж, пожалуй, многовато!
– Что делать, ведь мой-то признался, – плакала жена Паливца. – Как он здесь говорил об этих мухах и портрете, так и в управлении суда повторил. Вызвали меня свидетельницей, но что я могла им сказать, когда мне заявили, что я имею право отказаться от свидетельских показаний, потому что нахожусь в родственных отношениях со своим мужем… Я так испугалась этих родственных отношений, как бы из этого еще чего-нибудь не вышло, что отказалась давать показания. Старик, бедняга, так на меня посмотрел… до самой смерти не забуду. А потом, после приговора, когда его уводили, взял да и крикнул им там, на лестнице, словно совсем с ума сошел: «Да здравствует свободная мысль!»
– А пан Бретшнейдер сюда больше не ходит? – спросил Швейк.
– Был здесь несколько раз, – ответила трактирщица. – Выпьет одну-две кружки, спросит меня, кто здесь бывает, и слушает, как посетители рассказывают про футбол. Они всегда, когда пана Бретшнейдера увидят, говорят только про футбол, а его от этого передергивает – того и гляди судороги с ним сделаются, и он взбесится. За все это время поймал на удочку только одного, обойщика с Поперечной улицы.
– Это дело навыка, – заметил Швейк. – Обойщик-то был глуповат, что ли?
– Ну, как мой муж, – ответила с плачем хозяйка. – Тот его спросил, стал бы он стрелять в сербов или нет. А обойщик ответил, что не умеет стрелять, что только раз был в тире, прострелил там корону[52]. Тут мы все услышали, что пан Бретшнейдер произнес, вынув