Двадцать писем Фебу. Виктория ТравскаяЧитать онлайн книгу.
при этом ни малейшего дискомфорта. И не просто в одиночестве, а ещё и – о ужас! – в тишине. Как можно находиться в помещении, где не играет постоянно какая-нибудь забойная музычка или, на худой конец, не бубнит телевизор. Что можно делать дома столько времени?! Попробуй запереть в четырёх стенах экстраверта – он либо тотчас схватится за телефон и примется искать свободные уши, либо завалится спать.
Мир, в котором мы живём, потому и называется безумным, что он заточен под этих доминирующих в нём сумасшедших: здесь постоянно что-то должно грохотать! Возьми хотя бы то, что эти люди называют «местами отдыха». Пляжи, пансионаты, фитнес-центры, парки, детские площадки непременно оснащены динамиками, из которых в режиме нон-стоп транслируется попса разной степени качества, и хорошо ещё если не шансон. А если ты упорно отказываешься «веселиться», назойливые аниматоры в чудовищных костюмах посягают на последние остатки твоей автономности, втягивая тебя в массовые игры и состязания. Но даже когда тебе удастся найти уединённый уголок и устроиться там с книжкой, будь готов к тому, что тебя и там найдут неугомонные любители общения: им, видите ли, кажется, что ты скучаешь! Потому что как можно не заскучать в одиночку?!
Словом, на море я уже давно не езжу. Тебе, живущему у моря, этого не понять, и если это кажется тебе ненормальным, отвези меня в тихий и уютный сумасшедший дом! Впрочем, кому, как не тебе, знать, что жить у моря и отдыхать у моря – это, как говорят в твоих краях, две большие разницы.
Письмо 3. Практика социального дарвинизма
Как известно, выживает не самый сильный и не самый умный, но тот, кто сумел приспособиться. Помещённые в изначально враждебную среду, мы вынуждены постоянно оттачивать этот навык, так как он является нашим единственным эволюционным преимуществом. Мы – евреи мира оголтелых экстравертов, изначально виноватые во всех его бедах. А потому что подозрительные! Подозрительно умные, подозрительно скрытные и бог весть чем там занимающиеся в собственных раковинках, в которые запираемся при малейшем шуме.
Ну, а чего они хотели? Изгнав нас – этим назойливым шумом и бестолковым мельтешением – на периферию социума, они сами создали условия для нашей автономности. Изо дня в день мы честно отрабатываем своё в их египетском рабстве и честно заслуживаем право вернуться в свою землю обетованную. А когда они этому препятствуют, мы насылаем на них казни египетские нашего собственного изобретения, чего они, с их поверхностностью, даже не понимают – точнее, в любой из этих казней прежде всего видят источник наживы и спешат это продать. Потом, когда наши изобретения завладевают ими и жизнь перестаёт быть предсказуемой, некоторые из них, как обычно, пытаются искать крайнего, а таковым всегда является изобретатель – если у них хватает терпения отмотать цепочку причин и следствий к самому её началу (обычно оно, терпение то есть, заканчивается где-то посередине списка, и виновными назначаются какие-нибудь промежуточные исполнители,