Индивидуальная непереносимость. Вадим РоссикЧитать онлайн книгу.
подруге: «Ёперный театр! Смотри, подъездные гитаристы пожаловали». Вторая противно захихикала. Их насмешка взорвалась во мне, как атомная бомба, разнеся надежды на мелкие обломки. Я приуныл. Куда уж нам лаптями по паркету.
Музыкальное училище имени Чайковского занимало скромное здание, единственным отличием которого от средней школы был кумачовый плакат «Искусство принадлежит народу» над дверями. С отчаянно бьющимися сердцами, но с гордым видом мы вошли внутрь, повинуясь указателю, нашли кабинет приёмной комиссии и, робко постучав, переступили порог. Нас встретила приветливая женщина, похожая на колхозную бригадиршу, – добрая, толстая, красивая. Этакая простушка. Выслушав наши хотелки, она развела руками:
– К сожалению, ребятки, в этом году набор на отделение народных инструментов ограничен. Преподаватель гитары уволился. Осталась только Татьяна. Она будет доучивать наших студентов, но новых пока не набирает. А на домру или балалайку не хотите? Балалаечники нужны. Не хотите? Тогда приходите на следующий год.
Разочарованные, мы двинулись на выход. Неожиданно дверь распахнулась, едва не шлёпнув Агафона по длинному носу. Это был судьбоносный момент, который определил нашу дальнейшую жизнь. В дверном проёме стоял мужчина. Богатая седая шевелюра, рябоватое лицо с тяжёлым подбородком, костюм шоколадного цвета и галстук-бабочка. Сразу было видно, что этот человек свой в оплоте искусства. Наверное, преподаватель. Мы с братом расступились, давая мужчине в шоколадном костюме возможность войти. Завидев его, простушка из приёмной комиссии привстала на стуле и, засмеявшись, бросила нам:
– Эй, ребятки! А на вокальное отделение не хотите? Станете оперными певцами.
– Почему не хотим? – живо обернулся к ней Агафон. – Очень хотим.
Честно признаться, до этой минуты я никогда не думал об оперном вокале. В нашем ВИА мы пели, но получался какой-то козлетон. Особенно у Агафона. Его голосом хорошо было из туалета кричать: «Занято!»
Мужчина в шоколадном костюме улыбнулся брату и сказал культурным голосом на октаву выше, чем можно было ожидать:
– А ты хорошо говоришь. Пойдём-ка со мной. Я тебя прослушаю.
– Идите-идите, ребятки, – помахала рукой простушка. – Это заведующий вокальным отделением.
Следуя за мужчиной в шоколадном костюме, мы поднялись на третий этаж и оказались в его кабинете. Чёрный рояль посреди. У окна письменный стол со стулом. Вдоль стены выстроились ещё несколько стульев.
Заведующий вокальным отделением усадил меня у стены, Агафону велел встать к роялю, а сам уселся на круглый крутящийся стульчик и, подняв крышку, коснулся чуткими пальцами клавиш.
– Как тебя зовут, молодой человек? Агафон? А меня – Максимилиан Апполинарьевич.
Мы переглянулись. Ничего себе имечко! Максимилиан Апполинарьевич! Хорошо ещё, что не Гуамоколатокинт.
– Ну-с, Агафон, покажи товар лицом.
И началось! Максимилиан Апполинарьевич