Смотрю на Божий мир я исподлобья…. Игорь ГуберманЧитать онлайн книгу.

      Гуляло по свету гулящее тело,

      в нём очень живая душа проживала,

      Россия его разжевать не успела,

      хотя увлечённо и долго жевала.

      Мне смыслы, связи и значение —

      важней хмельного сладкозвучия,

      но счастлив я, по воле случая

      услышав музыки свечение.

      Найти побольше общего желая,

      я сравниваю часто вхолостую:

      тюрьмы любой романтика гнилая —

      отсутствует в болезни подчистую.

      Тюрьма: нигде не мучим болями,

      я, как медлительный слепой,—

      из-за апатии с безволием

      на фоне слабости тупой.

      Сегодня пьянка вместо дел,

      сегодня лет минувших эхо —

      какое счастье, что сидел! —

      какое счастье, что уехал!

      Душе распахнута нирвана

      и замолкают в мире пушки,

      когда касаюсь я дивана,

      тахты, кровати, раскладушки.

      Забавное у хвори окаянство:

      с людьми общаясь коротко и смутно,

      я выселился в странное пространство,

      в котором подозрительно уютно.

      В размышлениях я не тону,

      ибо главное вижу пронзительно:

      жизнь прекрасна уже потому,

      что врагиня её – омерзительна.

      К сожаленью, подлецы

      очень часто – мудрецы,

      сладить с ними потому —

      тяжко прочему дерьму.

      В поиске восторгов упоения

      разум и душа неутомимы,

      нас не ранят горести гонения,

      мелкие для чувства, что гонимы.

      Душа твоя утешится, философ,

      не раньше, чем узрит конечный свет,

      ведь корень всех земных её вопросов —

      в вопросе, существует ли ответ.

      Сегодня думал перед сном,

      насколько время виновато,

      что ото всех борцов с дерьмом

      немного пахнет странновато.

      Великая российская словесность,

      Россию сохраняя как вокзал,

      сегодня просочилась даже в местность,

      где житель ещё с веток не слезал.

      Случайно выплывает облик давешний,

      и снова ты забыть его готов,

      но памяти назойливые клавиши

      играют киноленту тех годов.

      Те, кто жил до нас веками ранее,

      были нас умами не бедней,

      разум наш замусорило знание,

      но оно не делает умней.

      Хочу, когда уже я стар и сед,

      сказать о чувстве времени двояком:

      я гибельному веку – лишь сосед,

      хотя в родстве с убийцей и маньяком.

      Наш век пошёл на слом,

      запомнясь полосой —

      от девушки с веслом

      до бабушки с косой.

      Недуг мой крылья распростёр

      и