Все, что мы когда-то любили. Мария МетлицкаяЧитать онлайн книгу.
ужиться с посторонним человеком. Не ужиться, а существовать, не так выразилась.
– Ужиться ты сможешь с любым. Если уж ты подружилась с моей матерью и даже смогла ее полюбить…
Участия в их жизни Эстер не принимала.
– Счастье, – твердила Амалия. – Свекровь не проверяет твои шкафы и не лезет в кастрюли! Знаешь, как у Боженки? Не знаешь! – торжествовала Амалия. – Эта старая сука вламывается среди дня и белым платком протирает поверхности. А потом лезет в кастрюли – все ли по правилам, все ли, что любит ее сыночек? Почему сырники подгорели? Почему тесто плохо взошло? Почему рубашка не накрахмалена? Вот и представь – ты бы это терпела?
Анна смеялась – представить Эстер, сующую нос в кастрюлю? Нет, невозможно, Амалия права.
Через полгода Анна забеременела.
С родителями мужа они встречались раз в месяц на семейном обеде. Иногда в центре города, чтобы выпить кофе. Семейные обеды проходили практически молча. Закуска, поднятые за всеобщее здоровье бокалы, первое, горячее, десерт. Позвякивали приборы, раздавались редкие просьбы передать соль или сахар. Старинная скатерть в бесценных фламандских кружевах – Анна до дрожи боялась что-нибудь капнуть или уронить, – тончайшая лиможская посуда, серебряные приборы.
Свекровь ела мало, про таких говорят «клюет как птичка». А беременную Анну пробирал жуткий аппетит. Особенно хотелось жареного мяса и сладкого. Еле удерживала себя, чтобы не попросить третий кусок сливового торта.
Свекор ел с аппетитом, увлеченно, как здоровый, полный сил мужчина. Изредка вставляя фразы про политику, кажется, только из приличия пытаясь вступить в полемику. Но и это не получалось – Эстер политика не занимала, Анна ничего в ней не смыслила, а Марек, кажется, просто не хотел говорить на эту тему. Скорее всего, из вредности. Будет спор про политику – точно выйдет раздор, и Анна его умоляла не спорить.
После вкусного, но крайне утомительного обеда свекровь уходила к себе. И каждый раз повторялась коронная фраза: «Боже, нельзя столько есть!» Все молча переглядывались и переводили взгляд в ее тарелку. Кусочек куриного крылышка, пара стеблей спаржи и пара кружков отварной моркови. Чашка кофе и чайная ложка сливового торта.
Однажды она позвала Анну к себе. Анна с тревогой посмотрела на мужа – Марек пожал плечами.
По длинному и темному коридору Анна шла почему-то на цыпочках, словно боясь поскользнуться на блестящем, как лед, недавно натертом паркете. Комнату свекрови, в которую попала впервые, пожалуй, она так и представляла – те же блестящие, словно лакированные, полы, несколько ковров – у кровати, посредине комнаты и у письменного стола. Огромный, до потолка, гардероб с поблескивающим зеркалом, два кресла с шелковой обивкой, высокая напольная ваза с увядшими розами, темные бархатные задернутые шторы, большая настольная лампа со стеклянным абажуром с рисунком и кровать – двуспальная, с высокой резной деревянной спинкой, с кучей подушек и подушечек, небрежно застеленная смятым шелковым покрывалом.
Спальня была мрачной,