Священная балалайка. Александр ХолинЧитать онлайн книгу.
из каждого безвыходного положения есть, как минимум, два выхода. Всё это бред. Нет никакого выхода и быть не может хотя бы потому, что стоящие у советского штурвала евреи слишком усердно занялись шапкозакидательством.
Политрук Коломзандер поёжился: то ли от морозного ветра, нагло забирающегося под шинель с четырьмя кубарями в петлицах, то ли от голоса диктора по спине ползли противные ледяные мурашки. Враг овладел Смоленском. А от Смоленска до Москвы… Да уж, ситуёвина. Москва выглядела хмурой и неуютной, как будто превратилась в полигон для испытаний мужества, храбрости и… какое к лешему мужество и храбрость? Этому можно обучать салаг, и то на первом курсе военного училища. А дальше? Дальше жизнь расставляла всё по своим местам.
Большие дубовые двери Народного Комиссариата встретили его тягучим всегдашним скрипом, суетливой шумной атмосферой, кирзовым запахом присутственного места, но главное – теплом, которого так мало осталось на долю Советской России. Да и осталось ли? Никто не ожидал такой живучести и подвижности от войск противника. Противника?
В том-то и дело, что не сумели с немцами какие-то идеи поделить! Ведь немецкий язык был в России уже вторым государственным! А награбленным делиться всегда с подельниками надо. Об этом Коба не хотел слышать ни в молодости, ни сейчас. Тоже мне, чеченец окаянный. Нет, он вроде бы грузином прикидывается. А не всё ли равно? По делам видно человека. Тем более, этот, так сказать, военачальник который год продолжал непримиримую борьбу с еврейской диаспорой, а за одно это его повесить мало!
Такие или почти такие мысли одолевали честного Коломзандера почти каждый раз, когда он проходил коридорами Народного Комиссариата, ведь положение – хуже некуда.
Значит… значит надо выкручиваться, иначе получится как в детстве. В памяти возник случай, когда на заднем школьном дворе его мутузили одноклассники за то, что на школьном собрании он во всеуслышание рассказал о хулиганских поступках сверстников.
Гоняя эти странные мысли в совершенно ничего не соображающей после нескольких бессонных ночей голове, Коломзандер поднимался по мраморной, выщербленной десятками и сотнями сапог старинной лестнице. Ковровая дорожка из-под ног была убрана. По случаю войны, наверное. Но как следствие – дорожку заменили неубираемые окурки и обрывки каких-то бумажек. Явный признак надвигающейся паники и деградации населения. Политрук, закусив губу, прошёл в свой кабинет, бросил планшет на стол, вечно заваленный всякой деловой макулатурой, кучей таких же, как в коридоре неубранных окурков, громоздящихся в хрустальных пепельницах, воняющих на всё ощутимое пространство.
Скорее всего, толстозадая уборщица Клара, получив вчера сексуальный отказ от хозяина кабинета, совсем оборзела. Она прекрасно знает, что мужчины не думают о сексе только тогда, когда сами им занимаются. Да и какой к лешему секс, когда всё вокруг рушится, падает, взрывается, уничтожается? А, может, смысл есть – типа на прощанье, а? Хотя военное положение