Последний Иерусалимский дневник. Игорь ГуберманЧитать онлайн книгу.

      Как застрявший в шахте рудничной

      и притом лишённый голоса,

      из болота жизни будничной

      я тащил себя за волосы.

      Я часто в забубённом русском мате,

      звучащем, если к месту, не вульгарно,

      дыхание высокой благодати

      всем сердцем ощущаю благодарно.

      Не сбудется сказка о мире ином,

      зароют остывшее тело,

      и будет вертеть меня в шаре земном,

      как раньше на шаре вертело.

      Состарясь, я ничуть не унываю:

      пока маячит смерть невдалеке,

      я сам себе и рюмку наливаю,

      и налитое сам держу в руке.

      Ушли любовные страдания,

      затихли все былые песни,

      теперь устройство мироздания

      мне стало много интересней.

      Им недолго жить в сиропе

      и кичиться знанием:

      призрак бродит по Европе

      под зелёным знаменем.

      О будущем не строю я прозрения,

      картину сочинил бы я неверную,

      а к нынешнему дню, кроме презрения,

      я чувствую любовь неимоверную.

      И зла в достатке, и добра

      в письме и в речи устной;

      но жаль, серьёза до хера,

      а мир смешной и грустный.

      Никто б из нас не стал поэтом

      или создателем офортов,

      а рождены мы все – декретом

      о запрещении абортов.

      Жить растущей хвори вопреки,

      как бы годы ни были суровы,

      могут и умеют старики.

      Это ценят будущие вдовы.

      В эпоху чёрного паскудства

      и торжества болотной мрази —

      беспечность, лень и безрассудство

      спасают нас от липкой грязи.

      Когда я сидел под тюремным замком

      за то, что ходил я по краю,

      с народом я был очень тесно знаком.

      И мало ему доверяю.

      День ушёл, как не было его.

      Я успел сегодня очень мало.

      Нового узнал я ничего,

      старое меня не занимало.

      Идут за поколеньем поколение,

      испытывают радости труда,

      выносят унижение, растление

      и тихо уплывают в никуда.

      У всякой жизни главный враг —

      уполномоченный дурак.