Последний Иерусалимский дневник. Игорь ГуберманЧитать онлайн книгу.

      Мой узкий мир ничуть не тесен,

      живу я в личном окружении,

      я тот, кому я интересен

      в любом доступном приближении.

      А старость потому порой уныла,

      томясь в домашних тапках и халате,

      что некая осталась ещё сила,

      но не на что и жалко её тратить.

      Почувствовав судьбы благоволение

      и жизнь мою угрюмо подытожив,

      я рад, что совершил переселение

      туда, где никому не нужен тоже.

      Приглядываюсь пристально и страстно

      к обидному повсюдному явлению:

      любых жрецов послушливая паства

      весьма подобна овцам, к сожалению.

      Сейчас, когда помимо иллюстраций

      читается последняя страница,

      смешно уже чему-то удивляться

      и вовсе нет резона кипятиться.

      Земного срока на закате

      смотрю вокруг без одобрения:

      сегодня мир заметно спятил,

      рехнулся в нём венец творения.

      Года текут невидимой рекой,

      душа томится болью, гневом, жаждой,

      невозмутимый внутренний покой

      даётся даже старости не каждой.

      Не люблю я возвышенный стиль

      с воздеванием глаз и бровей,

      мне приятнее благостный штиль

      тихих мыслей о жизни моей.

      Пусть не хожу я в синагогу

      и не молюсь, поскольку лень,

      но говорю я «слава Богу»

      довольно часто каждый день.

      Я медленно и трудно созревал,

      хоть не плясал под общую чечётку,

      а подлинный прошёл я перевал,

      когда уже смотрел через решётку.

      Не говорил я это вслух,

      но замечал чутьём фактическим:

      герои часто любят шлюх

      с настроем тоже героическим.

      В отличие от гонореи

      коронавирус дан от Бога:

      религиозные евреи —

      большая вирусу подмога.

      Я люблю любого эрудита,

      он из наших с хаосом посредников,

      в нём избытки знаний ядовито

      льются на притихших собеседников.

      Добавляются нам неприятности,

      когда к финишу клонит года:

      стало больше забот об опрятности,

      а у старости с этим беда.