Независимость Грузии в международной политике 1918–1921 гг. Воспоминания главного советника по иностранным делам. З. Д. АваловЧитать онлайн книгу.
количестве, как требовалось; несомненно лишь, что некому было стать на место уходившей с фронта, разложившейся русской армии! Не буду, впрочем, останавливаться ни на этих фактах, ни на попытках разных «комитетов», «съездов» и лиц объединить, в частности, грузинский военный элемент в России и направить его в Грузию. Подчиняясь влиянию среды и «текущего момента» (нелепое, но обиходное выражение русского политического жаргона на Кавказе!), организации эти увлекались и аграрным вопросом, и программными спорами партий, а потому мало что могли сделать для приумножения военной силы Грузии или Кавказа.
В дни колебаний, предшествовавших подписанию Брест-Литовского договора (январь – март 1918 г.), в Петербурге жилось тревожно. Ожидали иногда чуть ли не со дня на день занятия столицы германскими войсками. Чувства по этому случаю выражались довольно разнообразные, но обыватель, кажется, не прочь был увидеть на Невском «прусскую каску». В чудодейственную силу германского порядка тогда очень уж верили; и не менее других те, кто с особым рвением ненавидел немцев в 1914–1915 гг.
Положение складывалось такое, что «национальным» общинам приходилось думать о том, как быть в случае прихода германцев. Грузинский комитет имел даже совместные с армянским совещания по этому поводу. Обсуждались разные формальные вопросы, не получившие, однако, практического значения, ибо германцы в Петроград не пришли[15].
В это же приблизительно время – печать была тогда еще довольно свободна в Петрограде – я, по просьбе профессора Б. Э. Нольде, написал для журнала «Международная политика» статью[16] специально о постановлениях Брест-Литовского договора, касающихся Кавказа.
Разрыв между закавказским комиссариатом и советским правительством сделался полным после разгона Учредительного собрания (11 января 1918 г.). Однако точных сведений о том, что происходило в Тифлисе в первые месяцы 1918 г., у нас в Петрограде не было. Но, зная мысли – а еще больше чувства – грузин и армян, я мог в своей статье высказаться с достаточным основанием о том, как они отнесутся к уступке Батума и Карса туркам. Я выразил уверенность, что Брест-Литовский договор неминуемо приведет к особым переговорам Закавказья с Турцией и другими державами и даст толчок к формальному, полному отпадению этого края от России – так и произошло на самом деле[17]. Но, прибавлялось в заключительных строках статьи, если такое решение и вытекает из сложившейся международной обстановки, оно, может быть, окажется временным: «Быть может, – писал я, – путь от поглощения Закавказья (Россией) к прочной федеративной связи с Россией пройдет через отделение от России».
Едва пять лет истекло с того времени, как написаны были эти строки, и вот Грузия и все Закавказье, отделившись действительно от России и утвердив свою независимость, уже успели подвергнуться вторжению советских войск (в 1920–1921 гг.); а с начала 1923 г. и формально восстановили связь с Россией.
Одно время большевики делали вид, что готовы, в случае чего, оказать и сопротивление германцам; ввиду того группа офицеров затеяла организацию добровольческого «иверийского» полка (на такие предметы можно было в этот момент получить аванс от советского правительства). Из предприятия этого ровно ничего не вышло, и полк, еще не сформированным, должен был «расформироваться», а состав его (кажется, несколько десятков человек) получил разрешение «вернуться» на Кавказ особым эшелоном. Грузинский комитет, считая всю эту затею весьма легкомысленной, относился к ней вполне отрицательно. О неожиданной и трагической ее развязке придется рассказать ниже.
«Батум и Карс». Журнал дал в ряде статей полное изложение и оценку содержания и последствий Брест-Литовского трактата.
Только я не ожидал, что сейм Закавказья додумается до «восстановления состояния войны» с Турцией!