Божественная комедия. Чистилище. Данте АлигьериЧитать онлайн книгу.

Т. е. уже не метят из лука в эту цель, или, другими словами, никто не дорожит ею.

Т. е. в четвертый круг чистилища: это ответ на второй вопрос Данте.

«В том чертоге», т. е., когда ты будешь на небе и узришь дворы Господни (стих 41).

«Здесь Данте в первый раз высказывает, что он еще во время своего странствования сам молится за других, не дожидаясь своего возврата на землю, чтобы просить живых молиться за умерших. То же самое повторяется в Чистилища XXVI, 130». Ноттер.

В подлиннике: Ma io scoppio dentro a un dubbio, s'io non me ne spiego, буквально: но я разорвусь от одного сомнения, если я не разрешу его себе. «Поэт сам убежден, что мир в дурном положении. То, что ему сказал об этом в XVI песни Гвидо дель Дука (простое сомнение), и то, что ему говорит теперь Марко, утверждает его в этом убеждении (удваивает сомнение). Самое же сомнение состоит в том, чтобы дознаться настоящей причины этой порчи, именно: следствие ли это испорченной воли людей, или предопределения свыше и влияния звезд, как в это вообще верили в средние века (стих 67–68). Штрекфусс. – Сказав: «Таков ли грунт страны, иль свычай злой влечет там к злу для горя» (XIV, 38–39), Гвидо дель Дука оставил этот вопрос неразрешенным для Данте: это-то собственно и составляет простое сомнение. – «Марко порицает настоящий век (стих 48) точно так, как порицал его выше Гвидо дель Дука. Сличив слова обеих теней, Данте удваивает тем самым свое сомнение и беспокойство: он заблуждается насчет божественного правосудия, допустившего так много прегрешений в настоящем веке». Ноттер.

«На небе», т. е. во влиянии звезд; «вообще во всем этом месте под именем неба надобно разуметь не Бога, a единственно это влияние созвездий. В это влияние верил и Данте наравне с современниками, но однако так, что свобода воли человека не слишком сильно ограничивается этим влиянием». Филалет.

«Т. е. сомнение, тобою выраженное, ясно показывает, что ты еще житель мира (или, буквально, что ты идешь из мира), помраченного слепотой невежества и заблуждения». Скартаццини.

«В следующем положении совершенно определенно высказана свобода нравственной воли. Это положение направлено против тех, которые верили, что непреодолимое предназначение отдельной личности к специальным добродетелям или грехам прямо зависит от его созвездия; вместе с тем оно и не противоречит господствовавшему тогда учению блаж. Августина о наследственном грехе и благодати по избранию. Ибо можно отрицать также непреодолимое предназначение, не принимая через то падшую природу человека за способную, или, по крайней мере, за достаточно сильную для того, чтобы она по своей собственной силе могла жить, безусловно подчиняясь нравственному закону, по учению блаж. Августина, свобода воли не может уничтожаться; но он отрицает, чтобы этой своей собственной воли было достаточно для достижения святости». Каннегиссер.

«Мнение, что человек в тех случаях, где на него одновременно действуют два противоположных и совершенно равных раздражения, не имеет будто бы свободы воли и потому находится под гнетом (Рая IV, 1–3 и 7–9), – такое мнение, очевидно, не есть мнение самого Данте, но должно быть принято лишь как приноровление к научным положениям тогдашней схоластики. Данте хочет этим показать свою ученость». Ноттер. «Божественное правосудие требует от человека свободной воли, которую не должно ограничивать никакое влияние звезд. Поэт является в этих мыслях и в следующем затем изложении не только великим ученым, но и истинно глубокомысленным и просвещенным исследователем». Флейдерер. Сличи Боэция, Cons. phil, V, 2, где он говорит: «Neque enim fuerit ulla rationalis natura, quin eidem libertas adsit arbitrii». – «Corpora coelestia in corpora quidem imprimuni directe et per se, in vires autem animae quae sunt actus organorum corporeorum, directe quidem, sed per accidens; quia necesseest hujusmodi actus harum potentiarum impediri secundum impedimenta organorum, sicut oculus turbatus non bene videt. Unde si intellectus et voluntas esserit vires corporeis organis alligatae, ex necessitate sequeretur quod corpora coelestia essent causa electionum et actuum humanorum; et ex hoc sequeretur quod homo naturali instinctu ageretur ad suas actiunes, sicut caetera animalia, in quibus non sunt nisi vires animae corporeis organis alligalae: nam illud quod fit in istis inferioribus ex impressione corporum coelestium, naturaliter agitur, et ita sequeretur quod homo non esset liberi arbitrii, sed haberet actiones determinatas, sicut et ceterae res naturales; quae manifeste sunt falsa». Фома Акв. Sum. Theol. p. I, qu. CXV, art. 4. – «Уже Тертуллиан говорил, что если бы нравственные поступки зависели не от свободной воли, a были бы подчинены светилами, если только свободная воля питается сказанным светом». Скартаццини.

Т. е. Богу, воля которого (сила) больше, a природа несравненно совершеннее, силы природы небесных тел.

Т. е. Бог, создавая вас, не лишил вас свободной воли, не побуждая вас ни к доброму, ни к злому; разумная же и интеллектуальная душа ваша создана силою и природою самого Бога, – вопреки мнению некоторых средневековых схоластиков, полагавших, что хотя душа человека и рождена Богом, но не непосредственно Им. Данте следует здесь Фоме Аквинскому: «Anima brutorum producitur ех virtute aliqua corporea, anima vero humana a Deo». Sum. Theol. p. I, qu. LXXV, art. 6; u далее: «Quidam posuerunt quod Angeli, secundum quod operantur in virtute Dei, causant animas rationales. Sed hoc est omnino impossibile, et a fide alienum. Ostensum est enim, quod anima rationalis non potest produci nisi per creationem. Solus autem Deus potest creare… Anima rationalis non potest product nisi a Deo immediate» Ibid. qu. XC, art. 3.

«Даже и после грехопадения у человека все еще остались разум и свободная воля, хотя и в ослабленной степени. Но в борьбе с грехом человек нуждается в божественной милости. Он должен следовать влечению этой высшей силы, для того чтобы устоять в этой борьбе; но и это следование есть движение добровольное. Человек должен действовать одновременно с милостью Господнею. Если, таким образом, он останется победителем в первой битве и получит оправдание, то благодать содействующая и его собственное усилие приведут его в общение с истинной свободой чад Господних, где ему уже нечего опасаться какого бы то ни было влияния светил. Исходя из этой богословской точки зрения, можно под сказанной «лучшей природой» разуметь движимую самим Божеством высшую волю, а под «смыслом» (в подлиннике mente) – привычку к добру, в чем и состоит добродетель». Филалет.

«Как резвое дитя» (a guisa di fanciulla, девочка) – сравнение заимствовано из Платона (Olimpiodorus):ὁτι κορικῶς μἐν ἐις γἐνεσιν κάτεισιν ἡ ψυχή, на подобие девочки нисходит душа в рождении.

В подлиннике: Che piangendo е ridendo pargoleggia, которая плачет и смеется играя, «чем выражается, что мы уже от природы расположены к страстям и что с этим расположением уже рождаемся и потому изменчивы, как дети». Бути.

Схоластики объясняли душу человеческую как чистую форму; но так как она вместе с тем есть субстанция, каждая же субстанция существует вне Божества, или же должна быть по возможности (potentia) переводима в действительности (actus), то отсюда приходили в затруднение, когда не принимали никакой материи для души, под чем именно разумелось ens in potentia. Чтобы выйти из этого затруднения, ничего более не находили, как принять душу за продукт чистого творческого акта, для чего требовалось допущение не иной какой материи, кроме чистой мысли бытия в божественной сущности. Фома Акв. Sum. Theol. p. I, qu. ХС». Филалет.

«Исшедшая от самого Бога, душа стремится возвратиться опять к Богу же, как к высочайшему благу. Во всем, что ей кажется сколько-нибудь хорошим, она мнит видеть его образ, и потому устремляется к этому мнимому благу. Но при этом она нередко ошибается, почему и нуждается в поучении (вожде) и дисциплине (узде), которые удерживали бы ее от преследования ошибочных целей». К Витте.

«Прежде чем ей быть (prima che sia) – оборот речи церковно-славянский, как в Псал. LXXX1X, 3: «Прежде даже горам не быти», и Иерем. I, 5; «Прежде неже мне создати тя во чреве, познах тя, и прежде неже изыти тебе из ложесн, освятих тя».

Данте говорит в своем Convivio, IV, 12: «Высочайшее желание всего сущего и прежде всего дарованное ему природою – возвращение к своему источнику; a как Бог есть источник наших душ, и создатель их по своему образу, как написано: «Сотворим человека по нашему образу и подобию», то душа эта главным образом желает возвратиться к Нему. И как пилигрим, идущий по дороге, на которой он никогда прежде не бывал, принимает каждый дом, который он издали видит, за гостиницу, и увидев, что это не гостиница, направляет свою надежду на другой дом, и так от дома к дому, пока не достигнет гостиницы; точно таким же образом душа наша, тотчас как вступит в новый и не пройденный ею путь сей жизни, обращает глаза к цели ее высочайшего блага; и потому что ни увидит она кажущееся ей заключающим в себе какое-нибудь благо, она считает, что это именно оно и есть. A как ее знание в начале несовершенно, и так как душа неопытна и не научена, то малые блага кажутся ей большими, a потому с них и начинаются ее желания. И вот мы видим, что дети чрезмерно хотят сперва иметь яблоко, a потом, идя далее, желают иметь птичку, еще далее – красивую одежду, a потом – лошадь, затем – женщину, a затем – богатство не очень большое, a потом – побольше, и потом еще больше. И это происходит оттого, что она не находит во всех сих вещах того, чего она ищет, и полагает найти его дальше».

«Из стихов 67–69 видно, что это изречение не означает, что душа без руководства и вождя должна необходимо выбрать себе дурную дорогу. Сличи Чистилища XVIII, 61–75». Ноттер.

«Для того чтобы перейти к основанному на борьбе за свободу воли души, самим Богом установленному «церковно-государственному» мироправлению, – Данте возвращается к возникновению самой души, которое он понимает, как акт божественного творчества. Сличи Чистилища XXV». Флейдерер.

Convivio tr. IV, e. 4: «А perfezione della umana spezie conviene essere uno quasi nocchiere, che considerando le diverse condizioni del mondo, e li diversi e necessarj ufflcj ordinando, abbia del tutto universale e irrepugnabile ufficio di comandare. E questo ufficio è per eccellenzia imperio chiamato e chi a questo ufficio è posto, è chiamato imperadore. – «Царь (в подлиннике король, rege) означает очевидно императора. Этот стих освещается наилучшим образом соответствующими местами из Convivio и Liber de Monarchia. «Чтобы достигнуть своей высшей божественной цели, род человеческий прежде всего нуждается во внешнем мире, чтобы отдельные личности людей, города и государства не приходили во враждебные столкновения друг с другом, но взаимно бы друг другу помогали. Для того же, чтобы не нарушалось это мирное состояние, необходимо, чтобы люди познавали правое и хотели бы иметь его. Первое достигается существованием писаных законов, последнее – присутствием единовластителя, императора, поставленного столь высоко, что он владеет всем, так что и желать ему больше нечего, и потому может быть нелицеприятным судьей королей. В его ведении находится лишь то, что относится к воле человека, почему он также называется всадником человеческой воли. Напротив, область мышления и познавания что ни на есть высшего в человеке не подлежит его скипетру. На него должно смотреть, как на того, который постоянно имеет в виду не более как внешние стены Божественного Града (в подлиннике: башню, la torre), ограждаемые им от внешних врагов соблюдением существующих законов и правосудием». Филалет. Ноттер. – «Прежде всего человечество нуждается в мирном правителе, который бы в «Граде Правды», в Божьем царстве на земле, имел в виду башню, т. е. обеспечивал бы внешний мир человечества. – Этим обозначается необходимость и круг деятельности императорства, в отличие от папства». Флейдерер. Сличи Ада I, 71, 124; Рая XXVII, 139 и след.

Хотя и есть необходимые законы, но кто же заботится об их исполнении? Император об этом не заботится, так как он далек от Италии; господствующий там пастырь, т. е. папа, столь же мало о них заботится, напротив, препятствует, чтобы где-нибудь утвердилось нравственное правление.

Данте сравнивает здесь папу с нечистым животным, намекая на закон Моисеев, разделяющий животных, относительно употребления их в пищу, на чистых и нечистых (Левит XI, 3, и след.; Второзак. XIV, 7 и след.). Об аллегорическом значении этого закона Моисеева Фома Аквинский говорит: «Animal enim quod ruminat et ungulam findit, mundum est significatioine, quia fissio ungulae significat distinctionem duoruin testamentorum, vel Patris et Filii, vel duarum naturarum in Christo, vel discretionem boni et mali; ruminatio autern significat meditationem Scripturarum, et sanum intellectum earum». Sum. Theol., p. 1, 2-e qu. CII, art. 6. – Пo объяснению блаж. Августина, отрывание жвачки обозначает мудрость, двоение копыт – нравственность; словом, – под первым разумелось в средние века познание божественных вещей, под вторым – безупречный образ жизни и христианская деятельность. (По мнению некоторых, нераздвоенное копыто обозначает папский двор, не различающий светской власти от духовной; но что же обозначает в таком случае отрывание жвачки?). Итак, очевидно, что Данте, придерживаясь учения Фомы Аквинскаго, хочет сказать, что хотя папа и мог бы размышлять и понимать Писание, но не желает различать пути мира от божественных, пастырский посох от меча, или правления: временное и духовное. Так его понимали и другие комментаторы, напр. Postillatore Cassinese: «Non habet ungntas scissas, idest, non habet discretionem nec facit inter temporalia et spiritualia differentiam». – Петр Данте: «Praeseutes pastores, licet sint sapientes, et sic ruminant, tamen non habent ungulas fissas in discrenendo et dividendo temporalia a spiritualibus». Ландино. – Пo мнению Филалета, Ноттера и Флейдерера, под отрыганием жвачки должно разуметь толкование о добродетели и законах, под двоением копыт – добрые поступки и, в особенности, щедрость, в противоположность сжатым кулакам, признаку скупости (Ада VII, 56). В таком случае Данте, по-видимому, хочет сказать, что правящий теперь папа Бонифаций VIII, хотя и жует жвачку, т. е. знает христианское учение, или то, что он под сим разумеет, декреталы (Рая IX, 134), и много о них толкует; но как образец, который он должен представлять в жизни, он не имеет раздвоенных копыт. Последнее же обозначает, что не только папа не идет путем добродетели, но и указывает специально на его алчность, что он все держит в крепко сжатом кулаке. В нем удерживается папой все притекающее в Рим золото и отнятая у императора власть.

«Тот же корм», т. е. земные богатства и светское могущество и почести, как сказано в старинном французском стихотворении, приведенном в комментарии Лонгфелло: