Миры Эры. Книга Третья. Трудный Хлеб. Алексей Белов-СкарятинЧитать онлайн книгу.
старомодной английской мебели, включая один из тех причудливых умывальников с большой фарфоровой чашей и кувшином. Вместо этого меня отвели в единственную спальню, которая имелась в домике, и любезно объявили, что она будет моей до тех пор, пока я не найду подходящее жильё в каком-нибудь другом из коттеджей Голдерс-Грин. А тем временем Ольга и Георгий поночуют в доме своих друзей Миллингтонов. Это меня ужасно огорчило. Возможно, потому, что в течение нескольких месяцев, с того момента как было принято решение, что я уеду из России и присоединюсь к своей сестре в Лондоне, я грезила о маленькой отдельной комнате, которая наконец-то стала бы моим постоянным пристанищем и местом покоя после долгих лет скитаний. Ведь с 1914-го года, когда я, уйдя из родительского дома, поселилась в госпитале, где работала и училась, у меня больше не было своего собственного угла. В последний же год мечта о нём буквально стала навязчивой идеей.
На следующий день я испытала новое разочарование, увидев, сколь бедны были Ольга и Георгий, и поняв, что стану для них лишь обузой, сопряжённой с лишними тратами. Пусть поначалу я и могла платить за себя сама, но было ясно, что те скромные деньги, которые у меня ещё оставались, очень скоро закончатся и что, не найди я срочно хоть какую-то работу, мне придётся сесть им на шею. Эта мысль была просто невыносима, однако в то же время я так устала, так безнадёжно устала после всего, что мне пришлось пережить за последние восемь лет войны и революции, что сама перспектива незамедлительного погружения с головой в трудовую деятельность приводила меня в ужас. Конечно же, я и подумать не могла о том, чтобы занять их спальню больше чем на одну ночь, и в тот же день пустилась на поиски жилья. К счастью, Миллингтоны предложили разместить меня в своём коттедже, предоставив мне крошечную мансарду за пятнадцать шиллингов в неделю, включая завтрак. Ужинать я должна была у сестры, и таким образом моя новая жизнь в Англии была как-то налажена.
Вскоре я всё-таки начала искать работу, но в тот период, зимой 1922-23-го годов, это было чрезвычайно сложно сделать, поскольку, во-первых, была высокая безработица и среди самих англичан, да к тому же большое число русских эмигрантов, прибывших задолго до меня, имело право на приоритетное трудоустройство. Мало-помалу я впала в глубокую депрессию: в моей коморке было холодно и сыро, мои сбережения таяли, я не могла найти возможность их пополнить. И я не только рисковала в скором времени стать нахлебницей сестры, но даже и не могла надеяться скопить нужную сумму, чтобы поехать к своей маленькой дочурке, жившей тогда вместе с бабушкой (матерью моего бывшего мужа) на юге Франции, куда они бежали из России в 1917-ом году. В течение пяти лет я не знала, жива она или нет, а потом, добравшись до Англии и услышав, что с ней всё в порядке, не имела ни единого шанса к ней отправиться! Пребывая в полном отчаянии, вот что я записала в своём дневнике 22 ноября 1922-го года:
"Я снова пишу, потому что, когда я пишу, я не чувствую себя такой несчастной. А я очень несчастна, отчаянно и безысходно. Всё так безнадёжно, и я постоянно спрашиваю себя: почему