Все люди – братья?!. Александр ОльшанскийЧитать онлайн книгу.
Тогда мать тайком посетила в Красном Осколе священника, все его звали исключительно Иваном Ивановичем, – он славился как очень искусный врачеватель.
– Немедленно освободи ребенка от гипса, – сказал тот. – А весной собирай любые, полевые или луговые, цветы, какие увидишь, заваривай их и парь в отваре сына.
Она так и сделала. Виктор повеселел, мать его парила и парила в цветочном отваре. А осенью вдруг он сказал:
– Мам, у меня на спине какой-то прыщик выскочил.
Из этого прыщика вышел стакан гноя. У брата осталось небольшое искривление позвоночника – подарок харьковского профессора-компрачикоса.
Но брат недолюбливал и меня. Наверное, ревновал или считал меня соперником – Бог ему судья. Но очень полюбил моего сына. Должно быть, закон какой-то компенсации.
Так или иначе, но вскоре мать подала на развод. Но какой развод, если официально отец и мать не стояли в браке? Тогда на раздел. Я остался с матерью.
Она продала какие-то вещи, чтобы собрать деньги на билеты, и мы пошли на станцию. Нас провожала только собака Аза. Мы попрощались с нею и сели в вагон. Когда поезд тронулся, я в окно увидел, что собака бежит за нами.
Потом, когда мы вернулись из Западной Украины, нам сказали, что Азы несколько дней не было дома. А за три дня до нашего возвращения она пропала навсегда.
На бандеровщине
Меня в поезде сильно укачивало, поэтому я не смотрел в окно, а преимущественно находился в тамбуре. Запомнил лишь Днепр и Киев, лежавший еще в развалинах. В Новоград-Волынском мы сделали последнюю пересадку на Коростень, а там нас на подводе поджидала Раиса. Предстояло ехать шестьдесят километров до местечка Межиричи, а потом еще два километра до села Заставье, где находилось лесничество, в котором сестра работала помощником лесничего.
Квартировали мы у Жуковских, кажется, из поляков, однако назывались украинцами, – иначе их бы выселили в Польшу. У нас был отдельный вход, комната и своя кухня. Хозяева нам не докучали, относились к нам подчеркнуто благожелательно, чему, как я выяснил спустя много лет, имелись особые причины. Не знаю, правда это или нет, но мне сказали, что за стенкой жил с нами под одной крышей какой-то бандеровский начальник, поэтому мы и остались в живых.
Лес кишел бандеровскими бандами. Лесничий Бормотько горькую пил страшно. Напьется, бегает по двору лесничества и стреляет из нагана в воздух. Поэтому все лесничество находилось на руках сестры, поскольку лесничему и деньги не доверяли: в кассу заглядывала и его жена, и старший сын. Сестра, заканчивая учебу, вышла замуж за студента своего же техникума, фронтовика Николая Василько, которому предстояло учиться еще год. Когда мы приехали, она находилась уже на шестом месяце. Приехали в декабре, а в апреле родились две девочки – Вера и Надя. Две недели отпуска до родов и две после них – вот и вся сталинская забота о счастливом материнстве и детстве.
В школе, куда я заявился в фуфайке, стеганых валенках-бурках с галошами-шахтерками,