Остров страха. Возрождение. Роман ГрачёвЧитать онлайн книгу.
кафельную плитку в ванной. Я обожал его запахи и наслаждался видами из окон. И когда нам приходилось переезжать, внушая себе, что расширение жилплощади – несомненное благо, я в душе страдал. На новом месте обживался долго, хандрил, тосковал, срывался на домочадцах… а потом привыкал, и все начиналось сначала.
Сейчас, стоя на лужайке перед «Чудовым домом» и глядя на распахнутую дверь, я испытывал смешанные чувства, но в этой смеси не было никакой щемящей тоски по утраченному. Всё осталось позади: брак, сопливое детство двойняшек, трудовые мытарства, долги. Теперь существовали только я и он, мой новый дом. Мой последний дом. В этот миг я точно знал, что больше ничего особенного от жизни не жду. Иди ты к черту, мир страстей.
Часть II. Речной Жемчуг
Поселок Речной Жемчуг (центр)
Глава 5. Степаныч и другие
Во дворе того дома, где я обитал несколько месяцев после отъезда от Веры, постоянно околачивался один мужик. Ну, околачивался – это, наверно, преувеличение, потому что он просто сидел и ничего не делал. Каждый день с раннего утра он садился на низкое гимнастическое бревно под высоким тополем, которое местные жители использовали как скамейку, и сидел там до позднего вечера. Иногда он пересаживался на металлическую ограду возле своего подъезда или бродил вокруг дома, но всегда возвращался к месту постоянной дислокации. Я не видел его ни с пивом, ни в компании таких же деклассированных элементов, он всегда был один. И он был грустен.
Зимой и в начале весны мужик одевался в старую болоньевую куртку с капюшоном (во времена дешевого китайского изобилия их называли «аляска»), толстые ватные штаны и сапоги вроде «дутышей». Когда потеплело, он облачался в серые джинсы и бежевый плащ до колен. И его потрепанный гардероб, и небритость на высохшем сером лице, и какая-то общая понурость свидетельствовали о всепоглощающем одиночестве. Мое писательское воображение рисовало картину семейного и личностного краха: дети его забыли, внуки вообще не знают о его существовании, жена давно на кладбище (сука такая, жарят тебя там черти во все дыры), телевизор пропил, более-менее приемлемую пенсию не заработал, на завтрак, обед и ужин – гречка, картошка, иногда китайская лапша и гребаный бледный чай из «многоразового» пакетика. Давно бы вздернулся, да боязно как-то… и ремня подходящего нет.
Разумеется, я всего этого не знал. Как жил этот мужик, почему все время сидел во дворе, а не дома, о чем думал, медитируя на этом видавшем лучшие зады бревне – бог ведает. Но, глядя на него, я думал, что не хочу на закате жизни стать хотя бы отдаленно похожим на этого старика, человека без цели и стимулов, без поводов для маленьких радостей, у которого нет никакого будущего, а есть только прошлое.
Может, именно поэтому я и купил дом на берегу живописного Озера – чтобы отдышаться и, как пели братья Самойловы, «заново придумать