Восток – дело близкое. Иерусалим – святое. Леонид МедведкоЧитать онлайн книгу.
членом партии, и сдать на хранение свой комсомольский билет. Довелось даже предстать лично пред очами Л.И. Брежнева. В то время он занимал должность куратора всех силовых структур. Беседа была короткой и сводилась к призывам быть особенно бдительными. Заключительные напутственные слова «берегите ребенка и держитесь крепче друг за друга» были высказаны нам с женой в шутливой форме уже непосредственно перед нашим уходом.
Их пришлось вспомнить уже на вторую ночь, вскоре после пересечения нашим поездом болгаро-турецкой границы. Первый турок, встреченный нами, оказался вовсе не страшным, а скорее сентиментальным и добродушным. Первое услышанное от него слово было связано с Аллахом в непонятном для меня сочетании – «Машалла!» (как выяснил потом, «Да хранит Аллах!). Первое «дело», в котором мы все оказались как-то замешаны, уже тогда было связано с терроризмом, хотя о такой опасности нас никто в Москве не предупреждал.
Добирались мы до Анкары окольным путем, можно сказать, на перекладных. Сначала поездом до Софии и Свиленграда, потом на машине болгарских пограничников. Они помогли нам перенести вещи и даже разрешили пешком перейти турецкую границу. На погранпункте и произошел первый контакт с «живыми носителями турецкого языка», как говорили у нас в институте. Когда таможенник попросил развернуть завернутого в одеяло и пеленки трехмесячного Сережу, тот, почуяв обретенную свободу, самым естественным образом выразил свою младенческую радость, пустив фонтан чуть ли не в лицо турка. Тот, едва успев отскочить, со смехом воскликнув: «Машалла!» На этом и закончился досмотр. В поезд, следовавший из Эдирне в Стамбул, нас посадил болгарский консул, передав то ли на попечение, то ли под охрану турецким проводникам вагона. А далее нас ожидало более серьезное испытание. Среди ночи настойчивый стук в дверь заставил меня открыть купе. Я увидел несколько полицейских и жандармов. Они возбужденно пытались что-то объяснить, указывая на наши вещи, которые тут же сами стали собирать, не дожидаясь нашей реакции. Из всех слов, потоком обрушившихся на меня, я разобрал только «каза», что в общем-то означает и аварию, и катастрофу. Но это могло быть и нечто другое, подходящее под категорию «провокация». О том, что она может подстерегать на каждом шагу, нас заранее предупреждали. Так как звать на помощь все равно было некого, пришлось следовать за людьми в форме. А те, выгрузив все наши вещи, предлагали заодно и подхватить плачущего ребенка. Но тут уж супруга, помня наставления Леонида Ильича, действовала строго по инструкции: никому ребенка не передоверять. За меня она держалась тоже крепко, пока мы преодолевали путь от одного состава до другого: тот стоял почти в километре от первых вагонов нашего поезда, сошедшего, оказывается, с рельсов. Утром встречавшие нас в Стамбуле работники консульства поведали о железнодорожной аварии, от которой мы невольно пострадали.
На следующее утро военный атташе полковник И.Н. Кондрашов представил меня нашему послу в Анкаре. А.Н. Лаврищев, бывалый советский дипломат, встретил,