. Читать онлайн книгу.
в нашем Новоладожском уезде, все садят.
– А у нас не заведено. Да и откуда взять рассады? Ведь на рассаду нужен парник. Только лавочник да кабатчик и садят. Те рассаду из города привозят, а нам где же!
За щами явилась гречневая каша. Хозяин сходил за перегородку, вынес оттуда четвертную постного масла и экономно налил его в две чашки с кашей.
Снова зажевали уста – и минут через десять чашки опорожнились. Хозяин громко икнул, встал из-за стола и начал креститься на образ. Его примеру последовали и рабочие.
– За хлеб за соль, хозяин, – проговорил работник Панкрат, отирая губы и бороду рукавом рубахи.
– За хлеб за соль, Ардальон Сергеич. Спасибо, – повторили остальные рабочие.
Хозяин еще раз икнул и, закурив трубку, удалился к себе за перегородку, откуда послышался скрип досок его койки, показывающий, что он заваливается для послеобеденного сна. Закурили трубки и три работника. Изба наполнилась махорочным дымом. Бабы начали чихать.
– Хоть бы вы, мужики, на дворе курили, что ли, а то от дыма не продохнешь, – говорили они.
– Дай потеплеет, будем на дворе под навесом отдыхать, на дворе тогда и курить будем, – отвечали мужики, занимая места на лавках для послеобеденного отдыха.
Женщины, вытащив из-под лавок свои котомки вместо подушек, также валились на пол, чтобы соснуть часок-полтора. От двенадцати до двух часов, по заведенному порядку, на огороде не работали. Икота раздавалась то в том, то в другом углу. Мужики и женщины так и перекликались друг с другом.
– А ты, Арина Пелагевна, теперь поешь да посуду-то вымой и прибери – вот как у нас стряпухи делают, – послышался из-за перегородки голос Ардальона Сергеева.
Кой-где раздавалось уже всхрапывание, когда Арина принялась хлебать щи и кашу. По заведенному порядку, стряпуха ела отдельно, последняя. Поевши в охотку, она принялась мыть и убирать посуду, гремя котлом и чашками, но это не мешало уснувшим уже рабочим спать крепчайшим сном. Храпение и присвистывание носом сливалось изо всех углов воедино. Убравшись с посудой, Арина присела на лавку в головах одного из мужиков и, прислонившись к стене, и сама начала дремать. Она вскоре заснула. Виделась ей родимая деревня, вконец покосившаяся их старая изба с закопченными стенами, хрюканье двух тощих поросят под лавкой, которых перед самым ее отъездом продали кабатчику за полтинник, чтоб эти деньги дать ей, Арине, на харчи в дороге. Представлялась ей плачущая ее мать, прощающаяся с ней и благословляющая ее в путь. Слышались ей слова матери: «Смотри, Арина, соблюдай себя в Питере, береги себя». А отец стоял мрачный поодаль и прибавил: «А коли ежели мы что про тебя от земляков узнаем непутевое, то ты так и знай, что я шкуру с тебя спущу, когда ты домой по осени вернешься». Виделось ей, как ее вместе с товарками по путешествию всей семьей проводили до околицы, как отец и мать опять прощались с ней, как она, Арина, и сама плакала, как она шла и оборачивалась к околице, как там стояла ее мать с грудным ребенком в пазухе армяка и долго-долго крестила ее вслед.
– Вставать, вставать, любезные!