Сады земные и небесные. Лидия ГригорьеваЧитать онлайн книгу.
кораллового цвета. Только сейчас, перечисляя, вдруг поняла, что цветут-то они в неожиданном зимнем ненастье парами!
Каждое лето именно эти розовые кусты цвели наиболее обильно, ветки буквально сгибались под водопадным изобилием тяжелых, молодых и пышных роз. А сейчас, пережидая зимний неуют, они осторожно и не сразу выплескивают нежные лепески за пределы бутона и, как влюбленные пары, жмутся друг к другу, совместно отражая череду невзгод. И главную из них – нездешний, чужестранный, экзотический мороз.
Измученный большими холодами,
Поскрипывает сад, как парусник бортами.
Как будто он плывет в ночи и утром ранним,
Торосами затерт на Севере на Крайнем.
К утру полураскрытые бутоны, оледенев, звенели на ветру, как хрустальные бокалы. Сквозь ледяную хрустящую корочку плескались цветные винные блики: розы – в торосах хрусталя… Прекрасно – но мертво. Конец эпохи.
Зато в нашем доме все заметно повеселели, разрумянились, ощутимо расцвели бодростью – почуяли родное.
Все, кроме рыжей английской кошечки, которая неумело скользила по наледи на краю лесного заповедника, меховой шкурой сползающего с холма, на вершине которого мы и живем.
На второй уже день случилась оттепель. Да какая: с минус десяти до плюс одиннадцати; перепад сразу в двадцать градусов! И моя киса тут же повадилась объедать оттаявшие ростки на розовых кустах. Неужели же даже розы съедобны? Не ответ ли это на извечный вопрос практичных деловых людей: есть ли польза от красоты? Котам, наверное, виднее…
Я бы не поверила, если бы не увидела собственными глазами, что оттаявшие мои розы не только не погибли, но и пошли в рост. Сначала каждая из них робко выглянула из тугих пеленок бутона и только потом некоторые (те, что покрупнее – мужчины, наверное, в этой паре) выпростали слегка потемневшие по краям от холода лепестки. Вслед за ними и остальные, помельче, (слабый, как видно, пол) распушили яркие перышки, расплескали в пространстве нежные крылышки лепестков…
И вот распускаются на глазах изумленных домочадцев и упорствуют, и живут, и не увядают, свидетельствую, даже дольше, чем их летняя кровная родня.
Не так ли и человек прижимается к своей паре, если ее осмотрительно нажил (как чудесный поэт А.Б. к своей жене, ученому-химику, на присланной из Канады по электронной почте фотографии с рождественскими пожеланиями вкупе)? Не так ли? – в остудном стылом воздухе эпохи. И не затем ли… Тем более, если волей обстоятельств простирается вокруг саратовца, новгородца, казанца (еtc.) прекрасная, допустим, ванкуверщина или лондонщина.
«Я вам дуже спiвчуваю, що ви живите за кордоном своейи Батькiвщини». То есть: «Я вам очень сочувствую, потому что вы живете за границей своей Родины», – написала мне в Казань (еще в конце шестидесятых!) молодая украинская поэтесса, ставшая потом вполне знаменитой на родине, а теперь, я слышала, и в канадчине, где преподает украинскую историю ее умный муж.
Так что выходит, что «за кордоном» (вне Украины) я прожила почти всю сознательную жизнь. Теперь и печалиться поздно. И в украинки меня теперь (с русско-сербской родней в анамнезе)