Городошники. Татьяна НелюбинаЧитать онлайн книгу.
еще копить и копить, Роза Устиновна? А мы на семинаре по философии проходили, что интуиция – в философском, конечно, понимании этого слова – непосредственное, то есть мистическое, постижение истины без помощи научного опыта и логических умозаключений!
– Слава, – оживилась Роза Устиновна, – вы поражаете меня. Неужели вы прислушивались к тому, что говорил преподаватель?
– Роза Устиновна! Не чаял вас хоть чем-нибудь поразить.
Мы еще какое-то время говорим об интуитивизме и эмпирическом знании и переходим к Любе Давыдовой. Владимир Григорьевич достает листок со «шкалой оценки», объясняет, как ею пользоваться. Оживленная Роза Устиновна предлагает изобразить прямо на планшете все ее варианты и саму «шкалу», она заверяет, что двумя руками за научный подход, это так важно – прививать студентам исследовательские навыки! Владимир Григорьевич удовлетворенно крякает, опирается двумя руками о стол, перенося часть веса на руки и давая ногам немного отдохнуть, переминает ими, болезненно морщится, незаметно потирает поясницу, внимательно выслушивает Розу Устиновну, делает несколько замечаний. Снова переносит груз на ноги, выпрямляется, идет, чуть расставляя ступни, минутку стоит, упершись руками в спинку стула. Вскидывает руку, задирает манжету, смотрит на часы. Конец занятиям.
Мы расходимся, кто куда, я устраиваюсь за своим столом и погружаюсь в работу.
Решительно входит Кислова. Закрывает дверь, спрашивает:
– Неужели у меня все так плохо? Только честно скажите! – И взгляд умоляющий, ведь неправда, не так уж и плохо?
Роза Устиновна нашла бы что ответить, а я не нахожу. На языке вертится, учение и труд все перетрут – первый вариант. Второй: да бросьте вы мучиться, перейдите в другой институт, в университет, у нас в городе много замечательных вузов. Третий вариант:
– Не так уж и плохо…
– Вы говорите, не так уж и плохо, значит, все-таки плохо?
– Нет, не…
– …не плохо, но и не хорошо?
Мы еще немножечко поторгуемся и сговоримся на «отлично».
– Мне трудно судить, я же вас еще не знаю в работе…
– Я хочу, чтобы вы правдиво ответили, а вы отлыниваете. Вы… вы… Вы носитесь со всеми, а меня решительно игнорируете!
– Не вас, вашу работу. Да и какая, к чертям собачьим, работа?! Прибежите, быстренько что-нибудь начиркаете, тяп-ляп, а теперь приставили меня к стенке: «Отвечайте, почему вы не восхищены?!!» Перестаньте, это несерьезно, честное слово!
– Я… не тяп-ляп, – говорит с натугой, не разжимая губ. Щеки подрагивают, она хочет еще что-то сказать, но не может, слезы мешают.
Текут из глаз к носу, свисают каплями.
Я наливаю воды в стакан, протягиваю.
Она сглатывает рыдания, вздрагивает всем телом, прячет опухшее лицо с черной тушью, цедит сквозь зубы: оставьте меня в покое! Отталкивает стакан, выбегает.
Я иду покурить.
На лестничной клетке стоит Прохор. Мы одновременно достаем сигареты, затягиваемся.
– Герман Иванович, я хочу вам объяснить… Она у нас в группе – авторитет, лидер. Начитанная, образованная, говорит по-английски,