По Америке и Канаде с русской красавицей. Андрей ТроицкийЧитать онлайн книгу.
А для поэта – целая вечность. После Москвы к этому климату, влажному и жаркому, особенно когда из Техаса дует горячий ветер, – привыкнуть очень трудно. Тем более немолодому человеку. Еще труднее после Москвы, где у Евтушенко было полгорода знакомых, погрузиться в эту тишину и безлюдье.
– Но ведь он как-то выдержал… Тут тихо, спокойно. Тишина располагает к поэзии.
– Есть на света места, где поэтам, особенно русским, селиться противопоказано. Одно из таких мест – Оклахома. По себе знаю: тишина поначалу приятна, но постепенно начинает действовать на нервы. Не представляю, как он это выдержал. И вообще… Русский поэт, который добровольно поселился в резервации индейцев… В том месте, куда со всей Америки краснокожих сгоняли силой, под ружейными дулами и штыками. Как-то все это странно, загадочно. Это именно то, что мы называем мистикой.
– Эмиграция, добровольная ссылка, тюрьма… Это как раз то, что нужно писателю или поэту. Опыт жизни, перемена мест… Ну, до тюрьмы, слава Богу, не дошло. Но при чем здесь индейская резервация?
– Позже объясню. Мне кажется, Евтушенко спасло то, что он не умел сидеть без работы. Ездил по университетам, выступал. Американцы писали, что он удивительно стихи читает. Будто поет. Если с такими интонациями, с таким чувством ритма можно читать телефонный справочник, – и аудитория будет плакать. Или подпевать.
Почему-то казалось, что Рита откажется взглянуть на дом Евтушенко, я был почти уверен, что она не поклонник именно этого поэта.
– Ой, это великолепно… Много-много лет назад, еще маленькой девочкой, я видела его дачу в Переделкино, даже внутри была. Обычный деревянный курятник с двускатной крышей. Холодный и сырой. За глухим высоким забором. А здесь, наверное, дворец?
Дворец оказался точно таким же скромным ранчо, где жила тетка, построенный где-то полвека назад, он ничем не выделялся среди окружающих домиков на этой тихой окраинной улице. Окна темные, пыльные, кажется, здесь давно никто не живет. Рита была немного разочарована.
– Почему-то был уверен, что Евтушенко стишком далек от тебя по возрасту, – сказал я. – И вообще… Это не твой поэт. Если уж брать мастеров его поколения, наверное, – тебе близок Бродский.
Рита парадоксальна и резка в суждениях, и сейчас верна себе.
– Ну, постарайся вспомнить пару строф Бродского. Таких, что сразу приходят в голову, как только вспоминаешь его имя. Что из Бродского лежит близко к сердцу, к душе? Ответь. Долго будешь вспоминать, – и ничего. Пустое место.
– И почему так?
– Его стихи души не касаются, такие они отстраненные и холодные. Это искусственно сконструированные фразы. Самолюбование, изящная чепуха. А вспомни Евтушенко… Сразу появляется: "Спросите вы у тишины: хотят ли русские войны…", "Сережка ольховая, легкая, будто пуховая…", "Идут белые снеги, как по нитке скользя. Жить бы жить бы на свете, да, наверно, нельзя…", "Со мною вот что происходит, совсем не та ко мне приходит…", "Зашумит ли клеверное поле, заскрипят ли сосны на ветру…" Вот это и есть –