Международное тайное правительство. Кто угрожает русскому народу. Алексей ШмаковЧитать онлайн книгу.
в Люцерне, нельзя не посетить диорамы Альп.
Зритель входит в совершенно темный зал, и некоторое время остается во мраке. Внезапно поднимается занавес и сразу открывает восхитительную панораму гор и озер, ледников и долин, уходящих в небеса снежных вершин, бесконечных лесов, диких утесов, скал, глетчеров и пропастей, частью зияющих своими изуродованными краями, частью предательски занесенных снегом… Удивительные эффекты освещения дают попеременно картины утра, полудня и солнечного заката, а явление альпийских сумерек, мрачные и чудесные переливы розовато-багрового света, то, что у местных жителей называется «аль-пен-тлюн», завершают странное и сильное впечатление…
Вдруг, вы опять в темном зале и опять со своими думами…
Но вот занавес взвивается снова, и перед вашими очарованными взорами проходят одна прекраснее другой картины торжественной и дивной природы. Вот Монблан и Шамуни; вот Юнгфрау, Монтроза и Грос-Глекнер; вот еще целый ряд снеговых высот с неудобно запоминаемыми названиями; еще далее – монастырь св. Бернарда, Интерлакен, Женевское озеро; вот упоительные пейзажи озера Четырех кантонов; вот Риги и ее Zahnrad-Bahn, а вот и гора Пилатус, окруженная таинственными и грозными средневековыми легендами… Еще минута, и перед вами мертвенный Констанц с его пустынным боденским озером, этим «мертвым морем» Швейцарии, как бы поныне отражающим скорбную эпопею Иоанна Гусса… Невольно приходят на ум величавые строфы Тараса Шевченко:[11]
Кругом неправда и неволя.
Народ, замученный, мовчыт —
А на апостольским престоле
Чернец годованый сыдыт;
Людскою кровию шинкуе[12]
И рай у наймы отдае…
О, Боже! Суд Твий правый всуе
И всуе царствие Твое!
Наконец, занавес падает в последний раз, и вы уходите в необыкновенном, мистическом и мечтательном настроении духа. Но уличный шум и суматоха обыденной жизни скоро возвращают вас из заоблачных высот в низменный мир действительности.
Нечто подобное должен испытывать единственный, по его мнению, зритель всемирной истории – «вечный жид».
Времена и поколения, народы и царства неожиданно появляются перед ними из мрака; растут, крепнут и расцветают; вянут, гибнут и рушатся, сменяя друг друга без перерыва, один он остается. И у них бывал свой расцвет, свои полдень и закат; и они иногда блистали кровавым, медленно замирающим светом исторических сумерек… Но в роковую минуту занавес все-таки падал, а еврей уходил продолжать свое дело, пока в мировой панораме не будет поставлена серия новых картин…
От одного спектакля до другого, при участии своих же сродников – иных семитов, он подчас изменял саму программу представления, держась, однако, подальше от закулисных электрических батарей.
Ниневия и Вавилон, Тир и Сидон, Иерусалим и Тивериада, Карфаген и Багдад, Севилья и Альгамбра, Гренада и Кордова, Лангедок, эта Иудея Франции,
См. Две части из поэмы «Иван Гус».
От слова шинок, по-малороссийски – кабак. Только тот, кто живал в черте еврейской оседлости, знает, чем был до введения монополии еврей-шинкарь. Поселившись в деревне, такой еврей через год или два развращал все население – и старых, и малых, а сам делался полным хозяином всего имущества и труда крестьян. Даже дети обкрадывали своих матерей, чтобы за цыпленка или несколько яиц получить от еврея грошовую игрушку или дрянных сладостей. Взрослые же становились конокрадами, а то и убийцами с целью грабежа. Еврей все примет для сбыта также за гроши, конечно. Но «до грации» хороша, уже так сказать, повальная картина гешефтов этого рода в еврейских колониях (см. Улож. о Нак. ст. 1056).