Замочная скважина. Саяна ГэббЧитать онлайн книгу.
ая пигментированная кожа обтягивала телесный остов, и от этого тело уже не казалось человеческим, а напоминало гигантского богомола с длинными узловатыми лапками. Лицо тоже было усохшее, с ввалившимися глазницами, запавшими щеками и перекошенной влево чертой вместо рта, и только длинный острый нос отличал голову человека от настоящего черепа, который Катя видела на рисунках в книгах по анатомии.
Ей было девятнадцать, и она мечтала поступить в медицинский, но не прошла по конкурсу, отчего вынуждена была искать работу и жилье. Предложение стать сиделкой обеспечивало ее и тем, и другим, к тому же, смотреть за стариком казалось несложным и необременительным, и она за один день переехала в двухкомнатную квартиру на Петроградке. Квартира была уютной и чистой, дочь старика жила отдельно и навещала отца через день, поэтому Катя чувствовала себя в квартире хозяйкой, что, конечно, было огромным преимуществом.
Она подошла ближе и чуть склонилась над кроватью.
– Папе нужен особый уход, – с нажимом на слове «особый» сказала нанимательница Кати – дочь старика, статная, хорошо одетая женщина с лицом, откорректированным пластическим хирургом. – Ему нужны покой, полезное питание, массаж и чистота. Особенно, чистота! За этим я буду строго следить! – она поджала губы, словно Катя уже не справилась со своими обязанностями.
– Я поняла вас. Не бойтесь, все хорошо с дедулей будет! Я ответственная! – улыбнулась ей Катя.
– Его зовут Константин Павлович, и он академик! Прошу вас соблюдать вежливость по отношению к нему! Не называйте его дедулей! – слегка возмутилась женщина.
Академик или нет – все становятся равными, когда с ними случается инсульт, все одинаково неподвижны и ходят в памперс, подумала Катя. Но вслух сказала:
– Конечно. Простите. Я поняла.
Женщина ушла, и Катя осмотрелась. Высокие окна были плотно зашторены темными бархатными шторами, и она чуть раздвинула их, впустив в комнату свет.
– Да… Откройте… И окна откройте… Воздуха хочу, – проскрипело от кровати, и Катя резко развернулась.
Старик открыл глаза и не мигая смотрел на Катю. Ей стало немного страшно, и она суетливо отдернула шторы и толкнула створку окна. Рама распахнулась с нежным скрипом, и в окно ворвался прохладный уличный воздух.
– Хорошо… А Лиза все прячет меня в темноте, – снова проскрипело позади Кати.
– Здравствуйте, – наконец-то, очнулась она. – А я Катя. Елизавета Константиновна меня наняла за вами приглядывать.
– Катя, – старик, не отрываясь смотрел на нее. – Хорошо. Только вы очень юны. Сколько вам? – он говорил глухо и невнятно: левая половина лица была неподвижна, но Катя его поняла.
– Девятнадцать! Вы не бойтесь, я в больнице со школы подрабатывала! Санитаркой! Я умею все! Честное слово! – на всякий случай добавила она.
– Хорошо, Катя, – он закрыл глаза и задремал.
Так и началась новая Катина жизнь. Утром она просыпалась в семь и тут же бежала к своему пациенту, как она про себя называла лежащего академика. Константин Павлович уже не спал. Лицо его было бесстрастно, он не отрывал взора от потолка, и иногда Кате казалось, что от столь пристального взгляда на потолке уже точно образовалась дырка. Катя старалась быть бодрой и здоровалась нарочито веселым голосом, чтобы развеять неприятную тягучую тишину.
– Доброе утро, Константин Палыч! – пропевала она и распахивала шторы. Мутный утренний свет неохотно вваливался внутрь квартиры.
– А мы сейчас шиповника выпьем и умоемся, да? – снова напевала Катя, ловко поднося специальный поильник к губам старика. Тот страдальчески морщился, и было непонятно, то ли ему не нравилось Катино пение, то ли настой шиповника.
Катя вытирала старику лицо теплым влажным полотенцем и переходила к главной части утренней программы – смене памперса. Эту часть не любили они оба, и каждый демонстрировал это по-разному. Катя становилась еще веселее и напевнее, она старалась не молчать в этот момент. Свыкнуться с мыслью, что ты будущий врач, а этот мужчина – твой пациент, в девятнадцать лет было очень непросто. Старик же становился особенно мрачен, крепко сжимал правую половину рта, жмурился, и от возникающей асимметрии лицо его становилось жутким. Катя старалась закончить с памперсом побыстрее, и, вероятно, старик понимал это и каждый раз после завершения процесса мягчел, переставал морщиться и благодарно скрипел:
– Спасибо, Катенька!
Дальше уже было проще – Катя кормила старика склизкой растертой кашей и следила, чтобы дорогая пижама с голубыми ромашками оставалась чистой. Иногда Кате казалось, что она внезапно стала матерью худого несуразного ребенка, плохо разговаривающего, не способного самостоятельно есть и передвигаться. Она вспоминала выражение «что стар, что млад» и думала, что человек бежит по замкнутому кругу, приходя к той же точке, с которой начал, только по дороге изнашивается и дряхлеет.
В девять приходил массажист, и Кате доставался один час, чтобы позавтракать и выпить чашку кофе. Это было самое любимое ее время – она выходила на лоджию, усаживалась на древний деревянный