Лже-Нерон. Иеффай и его дочь. Лион ФейхтвангерЧитать онлайн книгу.
что молодчика надо как следует выдержать, сделать его мягче воска, чтобы он не занесся и не выскользнул из рук. Он не забыл замешательства, в которое его повергло внезапное удивительное преображение Теренция в Нерона; да и разумная осторожность, выказанная горшечником в эти долгие недели ожидания, призывала к бдительности. И Варрон снова заставил его «потрепыхаться», чем в самом деле добился того, что Теренций потерял спокойствие и уверенность.
Но когда Варрон наконец пришел к нему, он застал спокойного, невозмутимого человека. Сенатор держал себя с Теренцием не как патрон с клиентом, но и не как подданный с императором. Он, впрочем, подозревал, что в доме Шарбиля самые стены имеют уши, и поэтому остерегался проронить неосторожное слово.
– Богиня Тарата, – начал Варрон, оглядывая покой, – неплохо принимает своих гостей. У нас в «Золотом доме» было больше комфорта, но и здесь можно хорошо себя чувствовать даже человеку, привыкшему к удобствам.
– Не дано богами человеку, – процитировал в ответ Теренций одного греческого трагика, – лучшего пути показать свое достоинство, чем путь терпения.
Варрон улыбкой выразил свое одобрение скользкому, как угорь, горшечнику и его искусству давать ответы, которые можно толковать как угодно.
– Терпение? – откликнулся он. – Теперь уже очень многие верят тому, на что однажды был сделан намек в моем доме, а именно, что вы не горшечник Теренций, а некто другой.
Теренций прямо посмотрел ему в глаза.
– Возможно, что я уже стал другим, – ответил он спокойно и многозначительно.
– Вы, следовательно, были раньше горшечником Теренцием? – уточнил Варрон.
– В течение некоторого времени мне угодно было быть горшечником Теренцием, – ответила эта «тварь».
Варрон с легкой иронией произнес:
– Вы неплохо освоились с этим положением.
– Есть повелители, – возразил Теренций, – которым нравится быть актерами. А разве не верно, что не так важно на самом деле быть кем-либо, как важно, чтобы другие этому верили? Не так ли, мой Варрон? – И впервые он назвал его по имени, как равный равного, не прибавляя титула.
Варрон же улыбнулся про себя: «Недолго тебе фамильярничать, мой Теренций». Вслух он сказал:
– Многие теперь думают, что император Нерон жив и находится в Эдессе. Кое-кто, конечно, оспаривает это, кое-кто смеется над этим. Вот, скажем, наш Иоанн с Патмоса, актер, настоящий профессионал, – с чем вы, вероятно, согласитесь, – полагает, что, играй он Нерона в трагедии «Октавия» так, как некоторые играют его в городе Эдессе, ему никто не поверил бы.
При этих словах Варрона горшечник Теренций не мог сдержаться, и лицо его еле заметно дернулось. Будет день, и он покажет этому Иоанну, кто из них лучший Нерон, а пока, спасаясь от Варрона, он пустился в метафизические рассуждения.
– Божество, – сказал он, – создает живые существа мириадами, но иногда ему угодно сотворить человеческое лицо – единственное и неповторимое.
– А вы не заблуждаетесь? – возразил Варрон. –