Позывной «Курсант». Книга четвертая. Павел БарчукЧитать онлайн книгу.
ие суровой кары за тяжелые преступления, широко расставив ноги и сложив руки за спиной.
Самое хреновое, происходило это все на первом этаже Большого дома, прямо перед столовой. Получекисты как раз подтягивались на ужин, а потому картина «Избиение младенцев» радовала их своей колоритностью и нашими хмурыми рожами. Само собой, избиение было не буквально физическим, но от этого не легче.
Курсанты поглядывали в нашу сторону с насмешкой. Мол, вот вы – придурки… Ясен пень! Им хорошо. Их так гонять никто не будет, как нас. Они же – сотрудники НКВД. А мы так, фигня на постном масле.
– Значит, слушай приказ, черти… Я предупреждал вас, что в случае пренебрежительного отношения к моим словам насчет сегодняшнего дня, последуют карательные меры. Предупреждал? – Панасыч посмотрел на детдомовцев по очереди, задержавшись взглядом на пару секунд на каждом. Кроме меня. По мне он просто мазнул глазами и сразу уставился на Бернеса. Даже не знаю теперь, хорошо это или плохо…
Возможно, психологию, как науку, в Советском союзе еще не знают, но Шипко явно не в курсе этого. Потому что его равнодушный тон, его бесстрастное лицо и абсолютно не вязавшийся с этим жёсткий, ледяной тон являлись как раз психологическим прессингом. Конкретным таким методом давления на подопечных. И хочу сказать, прониклись почти все. Ни один из нас не рискнул сказать что-то в ответ, потому что вполне очевидно, вопрос, заданный Панасычем носил риторический характер. Дураков отвечать нет.
Выглядел при этом товарищ сержант госбезопасности абсолютно спокойным. И это хреново. Лучше бы орал или плевался слюной, честное слово. Так оно привычнее.
Просто за его показным спокойствием на самом деле бушевала буря. В реальности воспитатель от бешенства только что зубами не скрежетал. Хотя, иногда мне казалось, вперемешку со словами вылетал именно этот звук. Звук перетираемого челюстью зубного крошева.
А вот голос его оставался тихим, размеренным, обманчиво нейтральным. Но самое главное – из речи Панасыча окончательно пропали и «едрить твою налево», и «растудыть-туды» и даже пресловутые «в рот те ноги». А это – очень, очень хреновый признак. Я бы даже сказал, это – стопроцентный показатель того, что теперь наша жизнь станет еще «веселее». Шипко объявил нам личную вендетту.
Похоже, детдомовцам удалось совершить невозможное. Мы реально разозлили чекиста, имеющего нехилый опыт за плечами. По-настоящему разозлили. И разница, скажу я вам, была очень даже заметна. Не зря говорится, будто все познаётся в сравнении. Вот мы и познали. Темную сторону Шипко в самом ее расцвете. Ему сейчас черное ведро на голову напялить, будет чистый Дард Вейдер.
Если прежде в любых ситуациях, где наше поведение раздражало воспитателя, он мог наорать, обматерить, а иной раз и подзатыльник отвесить, легонько, в поучительных целях, то сейчас…
Сейчас его каменное лицо слегка пугало. И взгляд. Взгляд у Шипко стал такой, что часть детдомовцев после каждого слова Панасыча ежилась, а вторая половина стояла, втянув голову в плечи. Пожалуй, кроме меня.
Ну, ладно… Надо признать, повод у чексиста для подобной злости имеется. Просто когда я и Подкидыш придумали свой план, мы не могли предположить, что именно на этом этапе наших непростых взаимоотношений с воспитателем, кончится его терпение.
Теперь детдомовцы стояли перед Шипко, сжимая в руках тряпки для протирания пыли и половые щетки. Естественно, вовсе не потому, что в каждом из нас проснулась невзвезденная любовь к чистоте и по этой причине мы решили поиграть в Мойдодыров. Так-то устали как собаки. Хотелось жрать, а еще больше – исчезнуть уже с этого импровизированного лобного места и рассосаться по комнатам. А мне – особенно. У меня в башке снова творился полный сумбур.
– Значит, так… – Шипко поднял взгляд над нашими головами и посмотрел на стену, где висели охренительных размеров часы с кукушкой. – У вас есть ровно четыре часа до отбоя, чтоб выдраить все учебные помещения, а так же коридоры и столовую. По окончании отведённого срока я лично пройду везде, где побывают ваши щетки…
Я в этот момент поднял руку, на которую был надет упомянутый воспитателем предмет, и тяжело вздохнул. Это, конечно, просто мандец. Ладно бы швабрами какими-нибудь. Так нет же. Нам вручили самые настоящие половые щетки, которые имели на своем деревянном основании небольшой ремешок. С помощью этого ремешка их можно было прикрепить к ноге или к руке. Тут – кому что нравится.
Просто я, как человек ранее дел не имевший с подобными приспособлениями, если нацеплю щётку на ногу, убьюсь к чертовой матери в первые же пять минут. Потому как из моющих средств у нас имелись только два вёдера с водой, в которую было налито что-то очень мыльное, очень вонючее и предположительно, очень скользкое. Так понимаю, техника работы следующая. Взять ведро, плеснуть воды на пол, тереть щеткой. Поэтому, лучше уж поработаю руками. Впрочем, судя по остальным детдомовцам, из которых только Корчагин нацепил щетку на ногу, пацаны тоже далеко не боги клининга.
– Да, пройду лично с проверкой. – Продолжал тем временем Панасыч. – Изучу каждый угол на предмет чистоты. И поверьте…
Воспитатель сунул руку в карман