Жизнь и смерть. Самые важные вопросы детской литературы. Ольга БухинаЧитать онлайн книгу.
трудно примириться с тем, что он смертен. Древние люди точно знали, что умрут, современные закрывают глаза на неизбежное. Биолог и священник Антон Лакирев подчеркивает:
Люди, сплошь и рядом делающие вид, что смерти не существует, на самом деле старательно прячут голову в песок; 40 тысяч лет назад сделать так было невозможно[16].
В Средние века смерть, даже ранняя, казалась неизбежной и, если верить Арьесу и приводимым им письменным свидетельствам, не вызывала такого уж страха; люди относились к ней как к обыденному явлению. Исследователь утверждает, что именно в двадцатом веке развивается неодолимый страх смерти, даже простое ее упоминание вызывает ужас. Если до этого «неприлично» было говорить (и тем более писать) о сексе, то в двадцатом веке это табу перешло на разговор о смерти. В результате именно современной литературе пришлось задуматься – а как мы относимся к нашей собственной смертности и смертности наших близких?[17]
Однако «взрослая», серьезная литература редко смотрит на смерть с доброй улыбкой. В детских книгах это случается чаще. Впрочем, традиция смеяться над Смертью существовала издавна – в народных сказках Смерть иногда даже удавалось засунуть в мешок. По словам писательницы, педагога, главного редактора сайта «Папмамбук» Марины Аромштам, «смех над смертью – вполне традиционное и испытанное оружие человечества в борьбе с этим исконным врагом»[18]. Так, с улыбкой, со смехом, а иногда и совершенно серьезно, детская книга говорит с ребенком о смерти. Чтобы ребенок мог войти в жизнь, он должен разобраться в смерти, научиться видеть в ней не угрозу, а часть жизни с ее нормальным ходом вещей.
Глава 2
Психологическая подоплека
Им же здесь прививают смертонавыки […], если вы и дальше будете мешать их смертовоспитанию, я пошлю за санитарами и вас выставят отсюда.
Психологи давно задумались о том, как человек воспринимает смерть. О сложных отношениях людей со смертью психологи написали немало книг, и, я уверена, именно в эту минуту пишутся новые. Зигмунд Фрейд утверждал, что «в свою собственную смерть никто не верит, или, что то же самое: в бессознательном каждый из нас убежден в своем бессмертии»[19]. По его мнению, уже первобытный человек относился к смерти двойственно – с одной стороны, очень серьезно, как к концу жизни, но с другой – отрицая смерть, низводя ее до чего-то исключительно маловажного. Обсуждая дуалистическую природу влечений и их вечную борьбу, Фрейд в конце концов противопоставил жизненные, жизнеутверждающие импульсы и инстинкт смерти, влечение к деструкции, то есть две жизненные силы, которые принято называть Эросом и Танатосом[20]. Отношения человека со смертью представлялись Фрейду чрезвычайно важными:
Не лучше ли было бы вернуть смерти в действительности и в наших мыслях то место, которое ей принадлежит, и понемногу извлечь на свет
Подробнее о раскрытии темы смерти во взрослой литературе, особенно в литературе Серебряного века, можно прочесть в монографии Романа Красильникова «Танатологические мотивы в художественной литературе» (М.: Языки славянской культуры, 2015).
Первыми, еще до Фрейда, о влечении к смерти заговорили австрийский психиатр Вильгельм Штекель (1868–1940) и, в своей докторской диссертации, Сабина Шпильрейн (1885–1942), российский психоаналитик, ученица Карла Юнга. Сам термин «танатос», скорее всего, был предложен Штекелем и впрямую ни в работах Шпильрейн, ни в работах Фрейда не употребляется. Зигмунд Фрейд (1856–1939) подробно говорит о влечении к смерти в нескольких своих произведениях: «Мы и смерть» (1915); «По ту сторону принципа наслаждения» (1920); «Продолжение лекций по введению в психоанализ» (1933). В подростковой литературе тема тяги к смерти нередка; это один из важнейших мотивов книги Мариам Петросян «Дом, в котором…» (М.: Гаятри, 2009); смотри «Гадкий Утенок, Гарри Поттер и другие». С. 126–128.