Сто тайных чувств. Эми ТанЧитать онлайн книгу.
мелодию, затем сыграть ее точно, нота в ноту. Особенно она любила музыку Шопена, Падеревского, Мендельсона, Гершвина, Копленда, еще кого-то, я уже подзабыл. Позже она обнаружила, что все они или поляки, или евреи. Разве это не странно? Тогда она решила, что она, вероятно, польская еврейка, и начала называть себя Эльзой, а не Элси.
– Я люблю Баха, Бетховена и Шумана, но это не делает меня немкой, – пошутила я.
– Дело не только в этом. Когда ей было десять, произошло нечто очень странное, но я клянусь, это правда, потому что отчасти был свидетелем происходящего. Эльза сидела в школьной библиотеке, листала энциклопедию и увидела фотографию какого-то плачущего ребенка и его семьи в окружении солдат. Надпись гласила, что это евреи, которых везут в Освенцим. Она не знала, где находится Освенцим, и даже не знала, что это концлагерь. Но она физически почувствовала что-то ужасное, отчего задрожала и задохнулась, а потом рухнула на колени и начала нараспев произносить что-то типа «Ошвеэн-шим, ош-ве-эн-шим». Библиотекарша встряхнула Эльзу за плечи, но она не могла остановиться. Тогда ее потащили к школьной медсестре, миссис Шнибаум. А миссис Шнибаум, полька, услышав, что именно скандирует Эльза, жутко перепугалась. Она думала, что Эльза решила подшутить над ней. Оказалось, так произносится название «Освенцим» по-польски. После того как Эльза вышла из транса, она знала, что ее родители были польскими евреями, пережившими Освенцим.
– В смысле «она знала»?
– Просто знала, и всё. Так ястребы умеют парить в воздушном потоке, а кролики замирают от страха. Этому знанию нельзя научить. Она объяснила, что воспоминания ее матери передавались из сердца в матку и теперь неизгладимо отпечатались на стенках ее мозга.
– Да ладно тебе! – перебила я. – Говорит прям как моя сестра Гуань!
– И что?
– Она просто выдумывает на ходу теорию, которая соответствовала бы тому, во что она верит. В любом случае биологический инстинкт и эмоциональная память – не одно и то же. Может быть, Эльза читала или слышала об Освенциме раньше, а потом забыла. Знаешь, как люди смотрят старые фотографии или фильмы, а потом считают, что это были их собственные воспоминания. Или у них возникает дежавю – и это просто плохой синапс, передающий непосредственное сенсорное восприятие в долговременную память. Она внешне хоть похожа на полячку или еврейку? – Когда я это выпалила, у меня появилась опасная мысль. – А у тебя есть ее фото? – спросила я самым обыденным тоном.
Пока Саймон искал свой бумажник, я чувствовала, что сердце мчится, как гоночная машина, готовясь противостоять сопернице. Я боялась, что Эльза окажется писаной красавицей – нечто среднее между Ингрид Бергман, освещенной огнями взлетно-посадочной полосы аэропорта, и Лорен Бэколл, с угрюмым видом сидящей в прокуренном баре.
На фотографии, сделанной на улице, была изображена девушка в приглушенном свете сумерек. Вьющиеся волосы, обрамляющие угрюмое лицо. Длинный нос, по-детски маленький подбородок, выпяченная нижняя губа, будто ее подловили на полуслове, так что она походила на бульдога.