Июль 41 года. Романы, повести, рассказы. Григорий БаклановЧитать онлайн книгу.
оба мы слышим приближающийся вой снаряда. Ритины глаза раскрываются, насмешливо следят за мной снизу. Поцелуй наш затягивается. Снаряд уже воет над нами. Тишина. Я крепче прижимаю Риту к себе, спиной заслоняя ее от окна.
Тррах!
Вылетают последние стекла. Мы еще не можем отдышаться от поцелуя. Все вареники, все тесто в осколках стекол. Крошечные осколки блестят у Риты в волосах.
– Постой, – говорю я и осторожно выбираю их пальцами.
В доме пахнет разорвавшимся снарядом.
– В саду разорвался, – говорит Рита. Она стоит передо мной, наклонив голову.
Врывается в дверь Саенко. Сапоги, колени, руки, грудь гимнастерки, лицо – все в жидкой глине, словно он плашмя полз.
– Мусю убило. Идите скорей!..
Мы выбегаем за ним в сад под дождь. Муся лежит в траве у корня огромной шелковицы. Рядом опрокинутое ведро, рассыпанная ягода. Ни крови, ни раны, ни даже царапины не видно на ней. Она лежит на боку. Рита становится перед ней на колени, приникает ухом, поворачивает ее на спину, и тогда я вижу, что весь левый бок ее гимнастерки в крови.
– Я на дереве был, – словно оправдываясь, говорит Саенко, – она внизу стояла с ведром. Меня оттуда взрывом скинуло. Поднимаюсь – она лежит…
Он вытирает руки о штаны. Рита встает с колен, подходит к нам.
Сейчас, когда она лежит в траве, Муся не кажется ни такой крупной, ни такой толстой. Светлые волосы, лицо, гимнастерка ее в чернильных пятнах осыпавшейся шелковицы. Дождь смывает их. И множество спелой шелковицы, стрясенной взрывом, под ногами у нас. Так вот, оказывается, как ее зовут: Муся.
– Ее звали Паша, – говорит Рита. – Но она почему-то стеснялась и, когда знакомилась, говорила – Муся.
И вспомнила:
– Это она придумала делать вареники. Она сладкое любила. Главное, так все хорошо начиналось…
А на плацдарме происходит что-то странное. Огонь там достиг такой силы, что уже не слышно отдельных выстрелов и разрывов, а только сплошной слитный грохот. Наша артиллерия бьет уже с этой стороны, а из-за Днестра временами доносятся пулеметные очереди. И вдруг предчувствие беды охватывает меня.
– Мезенцева ко мне! – кричу я Саенко и бегу в дом, где оставил автомат. Навстречу мне бежит Панченко со своим и моим автоматами.
– Товарищ лейтенант, вас комдив требует!
И, оглянувшись, не слышат ли нас, говорит тихо:
– Слух прошел, немец наступает.
Я глянул на Риту. Она смотрела на меня. И все, что было и не было, всего этого уже не будет. И защемило в душе!..
Яценко встречается мне на полдороге.
– Связи с твоими нет! Что они, спят, сволочи? Кондратюка гони на плацдарм!
– Кондратюк там ничего не знает. Я сам.
– Сам? Давай сам. Быстро! И связь, связь! Стрельбу ведем в белый свет, никто не корректирует.
Каждое слово он отрубает взмахом кулака. На кулаке даже косточки побелели, так сжат.
Подбегает Мезенцев, сопровождаемый Панченко. Мы вместе бежим с ним к переправе.