Желтая змея. Анна КлимоваЧитать онлайн книгу.
было сажать огород и постоянно присматривать за хозяйством, и из города к нему перебралась его теща, моя прабабушка.
Моя прабабушка почти не говорила по-русски, потому что была украинкой. Но я прекрасно ее понимала. Вообще я мало что запомнила о ней. Всего несколько воспоминаний. Но они очень отчетливые и теплые. Например, ее странную речь и как она ласково называла меня по имени, которым меня никто не звал. Она не принимала иного имени, кроме того, что нарекли меня при крещении в церкви. Или, когда меня привозили в деревню, она брала меня на руки, подносила к березе, которая росла во дворе, к ее низко спускающимся “сережкам”, и я хватала их рукой. Мне было тогда всего два или три года.
Я звала ее баба Фрося. Баба Фрося много времени проводила у себя в комнате. Когда я приходила к ней, она показывала мне платок, завязанный узелком. В нем она хранила лекарства. Я молча наблюдала, как она развязывала свой узелок и принимала таблетку. Думаю, она болела, но никому особо до этого не было дела. Все остальные взрослые с ней очень плохо обращались. Орали на нее, почти не разговаривали, понукали и вообще обращались так, словно срывали на ней свое зло. Каждый свое.
В семье вообще часто скандалили, и было словно принято общаться на повышенных тонах. Чаще всего ругались между собой бабушка и дедушка, кричали друг на друга. Кричали на маму. Бабушка обзывала ее, а мама, в свою очередь, срывала зло на самой пожилой и беззащитной. На своей старенькой, безграмотной, почти не говорящей по-русски бабушке. Между матерями и дочерьми в моей семье были негласный конфликт и неприятие друг друга, словно предающиеся из поколения в поколения.
Помню, однажды, это было летом в деревне, мы с мамой собрались в уличный душ, и когда уже почти зашли, мама окликнула прабабушку. Та шла в огород. Мама похлопала себя по пятой точке, демонстрируя этим жестом, как я поняла тогда, то, что прабабушка не достаточно часто моется. Не могу объяснить, почему я так подумала. Возможно, этот жест означал нечто иное, но мне стало стыдно за маму перед бабой Фросей.
Удивительно было, что при таком отношении прабабушка всегда защищала слабых. Например, если бабушка и дедушка ругали за что-то маму, кричали на нее и обзывали, баба Фрося говорила: “Що ви, дитини, як бджоли, жалите…”. (Что вы ребенка, как пчелы, жалите).
Баба Фрося умерла, когда мне было около шести лет. Тихо, во сне, не причинив никому проблем. Помню, как бабушка сильно плакала на кладбище, обнимая железный крест. Мама после ее смерти постоянно повторяла мне, что виновата перед прабабушкой за то, что кричала на нее и плохо с ней обращалась.
Я не чувствовала ничего. Ни печали, ни скорби, ни сочувствия к бабушке и маме. Не знаю, почему. Меня не испугал красный гроб, который вынесли во двор, не вызвали эмоций и сами похороны. Никто из взрослых не заговорил со мной на тему смерти прабабушки и не спросил о том, что я чувствую. Но это было в порядке вещей в нашей семье. Мать изливала душу мне о том, как она виновата, но ни единого раза не поинтересовалась тем, что чувствую