Сталин. Том 2. В предчувствии Гитлера. 1929–1941. Книги 1 и 2. Стивен КоткинЧитать онлайн книгу.
была женщиной. «Ваша роль – роль пролетарского авангарда, – заявил Каганович группе московских и ленинградских двадцатипятитысячников перед их отправкой в деревню. – Будут трудности, будет кулацкое сопротивление и порой даже сопротивление со стороны колхозников, но история работает на нас… Либо мы уничтожим кулаков как класс, либо кулаки вырастут как класс капиталистов и уничтожат диктатуру пролетариата» [210]. На московских вокзалах отправлявшихся на «хлебный фронт» провожали Семен Буденный, герой-кавалерист Гражданской войны, и Ворошилов [211]. Один из рабочих-добровольцев якобы сказал: «Уже давно было нужно проводить такую твердую политику, чтобы поскорее догнать капиталистические страны» [212].
Десант двадцатипятитысячников высадился в деревне в конце января – начале февраля 1930 года, в преддверии весеннего сева. (В Советском Союзе, как и в царской России, было два посевных сезона: весенний со сбором урожая в конце лета и осенью – на него приходилось около 60 % годового сбора зерна, преимущественно пшеницы и ячменя, и осенний со сбором урожая весной – на него приходилось около 40 % сбора – почти вся рожь и часть ячменя и пшеницы.) Там выяснилось, что развязанная режимом классовая война повлекла за собой как укрепление социальной солидарности – бедные крестьяне укрывали кулаков и помогали им, – так и готовность крестьян нажиться на экспроприации более зажиточных соседей [213]. Предполагалось, что крестьянская собственность, без всякой компенсации конфискованная от имени государства, должна была передаваться новым колхозам после погашения долгов данного домохозяйства, а ее стоимость засчитывалась в счет вступительных взносов крестьян-бедняков [214]. Однако имущество кулаков могло доставаться и активистам, занимавшихся их выселением (как и зрителям). Согласно одному докладу ОГПУ, представители «нижних эшелонов партийно-советского аппарата отбирали у членов домохозяйств кулаков и крестьян-середняков одежду и теплое белье (снимая его прямо у них с тела), „конфисковывали“ шапки с детских голов и снимали у людей с ног обувь» [215]. Излюбленным приемом были «торги»: один новый сельский партийный секретарь ухитрился приобрести дом из четырех комнат, оценивавшийся в 700 рублей, за 25 рублей [216].
ОГПУ по секрету докладывало, что некоторые добровольцы пытались насиловать сельских женщин и рвались к власти («…раз я приказываю, то ты должен делать, хоть в воду или огонь лезть, а иначе пуля в лоб») [217]. Во многих местах царил административный хаос. Даже сознательные двадцатипятитысячники не были сведущи в управлении и агрономии, а большинство из них столкнулись на местах с материальными невзгодами и даже с вооруженным сопротивлением. «Помните, сукины дети, мы с вами посчитаемся!» – гласили записки, подбрасываемые двадцатипятитысячникам [218]. Засады, в которых сидели крестьяне с топорами и обрезами, нагоняли страх, придавая конкретность манихейской пропаганде
210
Названные двадцатипятитысячниками и лучшими сынами отечества, они воспевались в «Марше двадцати пяти тысяч» Владимира Маяковского и в романе Михаила Шолохова «Поднятая целина».
211
Viola,
212
Viola,
213
Как писал Карр, «класс определялся политикой». Carr,
214
О мероприятиях по укреплению социалистического переустройства сельского хозяйства в районах сплошной коллективизации и по борьбе с кулачеством: постановление ЦИК и СНК от 1 февраля 1930 г. defree.ru.
215
Fainsod,
216
Hughes, “Capturing the Russian Peasantry,” 99, ссылка на: ГАНО. Корпус 2. Ф. 2. Оп. 2–1. Д. 3506. Л. 2; Оп. 2. Д. 366. Л. 189–198.
217
Севостьянов и др.
218
Viola,