Оглянуться назад. Хуан Габриэль ВаскесЧитать онлайн книгу.
прошлого. Он сбежал от себя старого и теперь изобретал себя нового, и когда ему наконец выпала удача, почти не удивился: фортуна благосклонна к смельчакам.
Однажды, гуляя по центру без определенной цели, он увидел каменную табличку: Министерство образования. И несказанно удивился, когда некий Дарио Ачури Валенсуэла, директор чего-то под названием отдел культурного расширения, принял его без записи. Фаусто подумал было, что его спутали с кем-то другим, но потом ситуация прояснилась: просто Ачури отличался невероятной любознательностью, был в тот день не особенно занят, а говорить о поэзии любил больше всего на свете. Дикцией и жестами сорокалетний директор напоминал старика; он был одет в костюм-тройку, а на вешалке, стоявшей позади письменного стола, висели шляпа и зонтик. Фаусто никогда не встречал таких людей: словно зашел поболтать осенним утром с Ортегой-и-Гассетом. Ачури цитировал Шиллера на немецком, наизусть рассказывал целые страницы из «Дон Кихота» и четверть часа поносил критиков, назвавших Сервантеса «невежественным гением». Он, не дрогнув, разметал в пух и прах Унамуно и Асорина, обвинил Ганивета в некомпетентности, а Варелу – в недальновидности.
– Сами они невежественные, – заключил он.
Беседа продолжалась больше двух часов. Говорили об испанских и латиноамериканских поэтах. Ачури упомянул Эрнандо де Бенгоэчеа, колумбийского поэта, погибшего за Францию во время Первой мировой, после чего перешли к Гражданской войне в Испании и смерти Мачадо. Когда естественным образом в разговоре всплыл Лорка, Фаусто не упустил шанса.
– Ах, да, Федерико, – сказал он. – А я ведь был с ним знаком. До сих пор помню, как он поцеловал меня в макушку.
Из министерства он вышел с договором на концерт в театре имени Колумба. Ему, двадцатилетнему незнакомцу, предоставили самую значительную площадку страны. Лучшего начала и представить себе было нельзя. Аншлага не случилось, но вся публика перебралась в первые ряды, а пустующие места скрыл мрак. Фаусто никогда не выступал в залах с привинченными к полу креслами, а здешние вдобавок были обиты красным бархатом, в свете хрустальной люстры напоминавшим цветом кровь на песке. Он начал с простого – безобидного размышления с увлекательным ритмом, чтобы публика разогрелась:
Никогда не жаждал славы,
чтобы оставить свои главы
в вечной памяти людской…
Это были «Притчи и песни» Антонио Мачадо, и на сцене Фаусто перевоплощался в Мачадо, в человека, который любил только миры златые, легкие и неземные, и изгнанника, умершего на французской границе, недалеко от места, где сам он, Фаусто, мог бы погибнуть под бомбами фашистов.
Целиной ты торишь дорогу,
тропку тянешь ты за собой.
Оглянись! Никогда еще раз
не пройти тебе той тропой[7].
Публика
Приводится в переводе Валерия Столбова.