Когда нас держат. Энн МайклзЧитать онлайн книгу.
– тьмою, ветром, местом, невоспринимающей или не воспринятой жалостью, даже безразличьем.
Даваемое нами у нас не отнять.
Уже было поздно. Снаружи трактира виднелся лишь тусклый свет станции да звезды за ним.
Джон не мог объяснить того, что чувствовал, – казалось, они с Хеленой уже бывали тут раньше, разыгрывали что-то, а все, о чем говорили они, было как-то предначертано. Джон чувствовал, что, вернись он в трактир назавтра, здания б там не оказалось и ее б не существовало.
Он сказал, что дождется с нею следующего поезда. Интересно, думал он, почему она его не боится, чужака в этой глуши. Он сам ее немного боялся.
Внутри, в теплом трактире, беседовали они о повторных возможностях. Снаружи, в холодной ночи, казалось, что они знали друг дружку всегда. Он чуть не потянулся к ее руке.
Он поймет, позднее, что есть такой миг, когда жизнь твоя должна стать твоею собственной; ты должен истребовать ее у всех прочих баек, какие тебе скармливали, какие тебе передавали или навязывали или же с какими в руках ты остался, пока кто-то другой заявил права на свои. Он уже знал, что жизнь невыбранная, оставленная позади из трусости или стыда, не увядает. А вместе этого, без исключения, расцветает буйным цветом, заращивая собой всю тропу впереди.
Это было б как шагнуть из своей одежды, думал он. Как войти в море, где уже не распознать, где начинается твоя кожа.
Прежде он никогда не задумывался, что утопление может оказаться нежной смертью. Но возможно, море в конце концов и станет лучшим местом, где умереть. Море, где, как и в памяти – записал однажды он, – неуловимость формы есть сама форма. До того мига он бы говорил, что в таком умственном отъединении есть дисциплина. Теперь же он думал: когда что-то отъединилось, оно сломано.
Невозможно именовать точный миг, когда падет ночь, неуловимый, как и тот, когда нас одолевает сон.
Та вода, которой он мылся, воняла у него в каске – лужица до того мерзкая, что не держит отражение. Как будто сама темь шептала, он мог расслышать голос Гиллиза. Поначалу Джон не знал, сам с собой Гиллиз разговаривает или же с кем-то еще, но вскорости сообразил, что слова Гиллиза предназначались ему. Где-то по пути дорожки их пересеклись. У своего отца Джон научился, что есть три вида сумерек – астрономические, навигационные, гражданские, – но в таком месте определить возраст зари было так же трудно, как и возраст человеческого лица. Гиллиз был на двенадцать лет старше Джона, и латали его уже не раз.
– В Сарнзфилдском лазарете, – рассказывал Гиллиз, – была одна сестричка, мисс Элла Ледер. Она пела нам, когда темнело в палате, только ночничок горел у каждой постели…
Заря была чем-то вроде накипи на всем.
О нет, другого не стану искать я, сколько буду жива…[1]
Один любимый был у меня, но вот он крепко спит…
– Не скажу, что никто не плакал, – сказал Гиллиз.
Груди ее точно помещались ему в ладони.
Здесь и далее – строки из одного варианта англо-ирландской народной баллады «Неспокойная могила» (также – «Холодный дует ветер») в сборнике Фрэнсиса Джеймза Чайлда, опубликованном в 1868 г., – номер 78.