Капли Персиковой реки. Дмитрий МироновЧитать онлайн книгу.
обманули, мир вокруг действительно был черно-белым. Город еще спал, суббота или воскресенье. Вялое брожение у Гостиного двора и на площади Восстания. Троллейбус вхолостую хлопал дверями на остановках, один раз только вошла пара молодых людей. Парень опустил несколько монеток в железную коробочку между сидениями и оторвал два билета…
В ДК мы сидели с бабушкой во втором ряду. Народу собралось не очень много, дети с родителями. Грохнула музыка. Невидимый хор детских голосов запел – эх, хорошо в стране советской жить! Эх, хорошо в стране любимой быть! На сцену бодро выехали фанерные коровы, такие же плоские румяные доярки энергично дергали их за вымя. Следом грузовик, почему-то без водителя, довольные свиньи в кузове угорали от счастья. Фанерная пастораль обрела трехмерность, показались пашни, трактор с какой-то приблудой на прицепе, ряды баб в сарафанах с косами, снопа пшеницы, березки, молочные бидоны, ну и так далее.
Музыка оборвалась, наступила тьма. Голос ведущего трагическим голосом объявил о том, что нелегко ковалось счастье рабочего человека, были годы тревожные. В кольцах софитов появились живые актеры. Пьеса началась. Надо сказать, парни и девчонки старались. Я им поверила и даже вздрогнула от крика белого офицера. Он так лихо шваркнул стулом об пол, когда допрашивал какого-то оборванца, что зал ахнул. Наши были в буденовках, плохие в фуражках и портупеях. Оборванцев увели на расстрел, но красная армия всех сильней. В общем, все счастливы, снова детский хор – эх, хорошо в стране советской жить, и, наконец, занавес.
…Мы зашли в пирожковую. Бабуля купила мне какую-то пенистую, серо-коричневую жидкость в граненом стакане и симпатичный пухлый пирожок на блюдце. Жидкость, наверное, кофе с молоком, все вокруг пили его с удовольствием. Сидячих мест здесь не было, только высокие круглые столы. Я сидела на подоконнике и смотрела в окно. Хотя, в пирожковой было интереснее. Мужики за дальним столиком украдкой разливали портвейн по стаканам. Пьяная дама в детском пальто кривлялась, кого-то пародируя.
– И вот так он мне, блядь, и вот так!..
Ее противный смех напоминал скрип пенопласта.
Помню, мужика в подворотне, его осоловевший взгляд из-под кепки, он держался за стену, не мог сдвинуться с места. Много было пьяных вокруг, но все тихо, без шума, как будто, так и должно быть. На Литейном проспекте видела, как вдоль тротуара медленно шла лошадь, запряженная в телегу, в телеге сидел мужик, почему-то в ватнике и зимней шапке.
В булочной бабушка огромной вилкой на веревочке мяла батоны, вилку ждали другие люди. Над полками висело строгое объявление – «руками не трогать». Хлеб взяли без вилки, свежайший, сочился влагой. Жаль, что нельзя чувствовать запахи.
Невский проспект изменился за два часа. Корявые автомобильчики плыли потоком от светофора к светофору, много троллейбусов и такси. Народу, как и в нашу эпоху, только хвосты очередей торчали из продуктовых магазинов. Самая длинная в «Север – торты – пирожные». За Садовой, напротив Гостинки еще один хвост, безумный, хаотичный.