Под сенью чайного листа. Лиза СиЧитать онлайн книгу.

      Как только полный цикл церемониального воздержания заканчивается, жизнь, кажется, входит в нормальное русло. Женщины возвращаются к вышиванию, ткачеству и работе по дому. Мужчины опять курят трубки, охотятся и обмениваются историями. Но рождение близнецов и то, что с ними произошло, хотя и было данью нашим традициям, изменило меня так же необратимо, как краска, которая въедается в ткань при замачивании. Я не могу смириться с увиденным.

      Моя душа переменилась, однако плоть и кости должны следовать намеченному курсу, а это значит, что пора вернуться в школу.

      А-ма и А-ба не умеют ни читать, ни писать. Мои братья с восьми лет работают с А-ба полный день, поэтому они тоже почти неграмотные. Я первая добилась успехов в начальной школе. Мне всегда нравилось приходить сюда, и сегодня я ощущаю себя здесь, словно в убежище.

      Однокомнатное здание школы, расположенное на краю грязного поля, очень похоже на остальные дома: стоит на сваях, сделано из бамбука и соломы, а внутри освещается дымящимся очагом.

      Всего в школе учатся девятнадцать детей в возрасте от шести до двенадцати лет, все из деревень, разбросанных по нашей стороне горы. Старшие девочки делят между собой циновку, а три мальчика повзрослее сгрудились на противоположной стороне комнаты. Младшие ребятишки ерзают на своих ковриках. Я сижу с Цытэ. Мы до сих пор не поговорили о случившемся с ее братом, Дэцзя и их детьми. Должно быть, она еще не оправилась от потери и не избавилась от чувства стыда, и я думаю, что никогда не смогу рассказать об увиденном.

      В комнату, шаркая, входит учитель Чжан. На нем синие шерстяные брюки, синий френч и синяя фуражка с красной звездой спереди. Все на горе Наньно жалеют его.

      За десять лет до моего рождения, во время «культурной революции»[5], его сняли с университетской должности в столице и «отправили учиться у крестьян». После окончания «культурной революции» других отозвали домой, а он так и не смог получить разрешение на возвращение к семье. Ему еще нет и пятидесяти лет, но печаль делает его похожим на деревенского старика. Так грустно. Но сейчас мне все кажется печальным.

      Дети из нашей деревни пропустили две недели, но он не здоровается с нами и не ругает. Вместо этого он прикрепляет к бамбуковой стене школы карту Китая и сопредельных стран.

      – Кто может сказать мне название вашего этнического меньшинства? – спрашивает он.

      Мы заучили ответ, который устроит учителя Чжана. Сегодня я рада этому постоянству.

      – Председатель Мао причислил нас к народности хани[6], – хором отчеканиваем мы, – одному из пятидесяти пяти этнических меньшинств Китая!

      – Правильно.

      Только это не так. Люди, говорящие на путунхуа, называют нас «хани». На местном диалекте нас называют «айни». Но мы не относимся ни к тем, ни к другим. Мы акха. Когда председатель Мао провозгласил, что в Китае проживает пятьдесят пять этнических меньшинств, нас еще никто