Черный парусник. Амелия ГрэммЧитать онлайн книгу.
с Графом Л после своего возвращения в мир мертвых. И этой встречи, надо признаться, он боялся больше, чем похода к зубному врачу в детстве, поэтому старательно избегал ее.
Одержимые находились так далеко друг от друга, что у Флинна складывалось впечатление, будто он бредет от одного одиноко стоящего в поле дерева к другому; причем делает это по знойной жаре, потому что уже через час на него навалилась такая усталость, что он почувствовал себя увядшим цветком. Но хуже всего было наблюдать за самими одержимыми, которые зачастую вели себя как умалишенные. Одни были поглощены самоистязанием (кусали руки, царапали кожу, оставляя на ней багряные дорожки, бились головой о невидимый пол), другие, выкатив глаза так сильно, что казалось, они вот-вот лопнут от напряжения, впадали в ступор, третьи громко выли, как истерзанные животные.
Это было царство тревоги. Она проникла внутрь Флинна, натянулась струной и начала звенеть. Он словно попал в один из тех черно-белых фильмов ужасов, где каждый шаг героя сопровождался тревожной музыкой. И сейчас эта музыка звучала в его голове.
Флинн шел и все ждал, что сейчас из черноты древнего космоса появятся руки Лимба и утащат его. Или внезапно Хебель потухнет и отпустит на волю всех одержимых, которые тут же соберутся в огромную дикую стаю и набросятся на него, разодрав на мелкие кусочки. Он уже чувствовал на себе их яростные взгляды и острые зубы, впивающиеся в кожу.
Тревожную музыку, звучавшую в его голове, внезапно заглушил самый мерзкий звук, который когда-либо слышал Флинн, – смех Безумного. Он бы узнал его среди тысячи других: то нарастающий, переходящий чуть ли не в истерический хохот, то затухающий до нервного хихиканья.
Ноги почти не гнулись: ему не хотелось встречаться с Безумным и смотреть в его горящие лихорадочным огнем глаза. Флинн был уверен, что если будет долго всматриваться в них, то его разум сгорит в этом огне – и останутся лишь угольки и пепел. Чем больше он приближался, тем сильнее все вибрировало вокруг: и невидимый пол, и воздух, и, казалось, даже сама тьма дрожала. Шаг и еще шаг – все ближе и ближе к источнику смеха и истинного безумия.
Сначала Флинну показалось, что он видит части огромной куклы, разбросанные по стеклянному полу: белое лицо, искаженное жуткой гримасой, кисти рук со скрюченными пальцами, босые стопы. Но затем кукла шевельнулась, и ее кривой рот приоткрылся, выпуская наружу хохот, от которого леденела кровь и все мысли прятались, уступая место страху. Пол задрожал так сильно, что готов был дать трещину.
У ног Флинна лежал Безумный – распластанный, находящийся в плену припадка. Его черная толстовка и штаны местами были изодраны, под ногтями багровела запекшаяся кровь, а между приоткрытыми губами виднелся кончик языка, вернее, то, что от него осталось. Как и многие пленники Хебель, он, судя по всему, на очередном допросе предпочел сожрать собственный язык, чтобы не сболтнуть лишнего. И что же заставляет одержимых совершать подобное зверство по отношению к себе? Чего они так