Сказания о руде ирбинской. Надежда КравченкоЧитать онлайн книгу.
кучерявые облака и слепящий круг солнца. Рукам и ногам было непривычно без чугунной тяжести кандалов. Он прислонился спиной к берёзовому стволу и невольно вздохнул от безысходности: «Клянчить за ради Христа у чужих заооконьев? Не дело это – попрошайничать. А чем же кормиться теперь?» Старик взглянул на искривлённые жилистые руки, которые праздно лежали на коленях, и вспомнил, как в юности ему грела раскрытую ладонь обласканная майским солнцем горсть зерна. Удручённо покачал головой: «Был природный крестьянин Нижегородской губернии Карп Ковалёв, да весь вышел. Выробился до негодного. Куды ж мне теперя земельку пахать?» Поскрёб твёрдыми ногтями пегую сединку на проплешине затылка. «Податься, что ль, к генералу Кукушкину в сосновый батальон?[112] Хорош разбойничек! Тебе ль, доходяге, с кистенём проезжих-перехожих подкарауливать? Эх, ты, чешуя болотная…» Карп трясущимися руками достал из котомки потрёпанное Евангелие, трижды набожно перекрестился и облобызал затёртую кожаную обложку книги:
– Боже, надоумь, как остатние дни без греха прожить?
Небесная голубизна ответила безмятежной солнечной улыбкой. Старик горько вздохнул и раскрыл котомку, чтобы убрать Евангелие. Вдруг его рука наткнулась на маленький узелок. Звякнули монетки. Карп вынул тряпичный моток, развернул и пересчитал медные гроши. Лицо его просветлело, мысли в морщинах зашевелились: «Невелико богачество, а всё ж честные медяки. Куплю, сколь смогу, мелкого товару: нитки, иголки, вар, шильца для починки обувки. Деревенским – пустяковая, но необходимая мелочёвка, а бывшему каторжанину – спасительное подспорье. Вот и буду полкать[113] узольником[114] от Берёзовки до Малой Ирбы. Какой-никакой, а барыш будет. Не заголодую. Спасибо, Господи! Вразумил».
Карп кряхтя поднялся, подобрал подходящую палку и, опираясь на сучковатый батог, уверенно пошёл по предписанному заводской администрацией пути в Берёзовку. В новую, вольную жизнь.
Глава вторая
Пугачёвская вольница
Дорога до Берёзовки хоть и неблизкая, а в радость Карпуше. Ноги идут себе легко, а не стонут в сырости каменной штольни. Глаза красе земной радуются, а не слепнут в промозглом подземном мраке. Да и голова, по ходу, светлеет. Туго, но осознаёт, что паршивое прошлое осталось там, за сутулой спиной. Главное, не оборачиваться. Как на кладбищенском погосте. Обернёшься, лихо и прицепится. Но Карп не выдержал, оглянулся. Вскинул руки вверх, закричал во всю впалую грудь: «Эге-ге-е-ей!» Услышал ответное эхо, залыбился. И вдруг резко выкинул вперёд грязный, тощий, корявый шиш. Зло прохрипел: «Накося, выкуси!» И сплюнул в сердцах, будто выхаркнул остатки каторжанского воздуха. Распрямил спину, гордо поднял острый кадык и пошёл вперёд другим Карпухой – готовым пусть к неизвестной, но другой жизни. Правда, вскоре он почувствовал, что таки зря обернулся. Ибо накатило, нахлынуло вдруг такое, что, ощутив себя сторонним, нестерпимо захотел исповеди, бичующей себя самоё за погубленные
К генералу Кукушкину в сосновый батальон – к беглым каторжанам.
Полкать – ходить туда и сюда. В данном случае из Березовки в Малую Ирбу.
Узольники – торговцы, которые ходили по деревням с узлами товара.