Янки из Коннектикута при дворе короля Артура. Марк ТвенЧитать онлайн книгу.
страха, как взмолились за спасение, посланное с небес; и все это время я смеялся про себя, видя, что они так дешево отделались обманутый и прославляющий Бога за то, что Он позволил самому ничтожному из Своих созданий быть Его орудием для спасения твоей жизни. Ах, как удачно все сложилось! Тебе не нужно будет причинять Солнцу настоящую боль – ах, не забывай об этом, клянусь твоей душой, не забывай этого! Только создай немного темноты – только самую малость, чуть-чуть, пусть они заметят это помрачнение – и покончи с этим. Этого будет достаточно. Они увидят, что я говорил неправду, – будучи невежественным, как они представят, – и с падением первой волны этой тьмы ты увидишь, как они сойдут с ума от ужаса; и они тотчас же освободят тебя и сделают великим! Иди к своему триумфу, сейчас же! Но помни – о, добрый друг, умоляю тебя, вспомни мою просьбу и не причиняй вреда благословенному нашему Солнцу. Ради всего святого, ради меня, твоего истинного друга, прошу тебя!
От горя и несчастья дрожащим голосом я выдавил из себя несколько ободряющих слов, чтобы сказать, что пощажу Солнце, за что глаза парня облили меня таким водопадом глубоких вузглядов, исполненных любящей благодарности, что у меня не хватило духу сказать ему, что его добросердечная глупость погубила меня и отправила на верную смерть. Когда солдаты помогали мне пересечь двор, тишина была такой глубокой, что, если бы у меня были завязаны глаза, я бы подумал, что нахожусь в одиночестве, а не окружен четырьмя тысячами соглядатаев. В этих людских массах не было заметно ни малейшего движения; они были неподвижны, как каменные истуканы, и бледны – на каждом лице буквально застыла маска ужаса.
Эта тишина продолжалась, пока меня приковывали цепями к столбу; она продолжалась и тогда, когда хворост аккуратно и нудно складывали вокруг моих лодыжек, коленей, бедер, всего тела. Затем наступила пауза и ещё более глубокая тишина, насколько это было возможно, и какой-то человек опустился на колени у моих ног с горящим факелом; толпа подалась вперед, вглядываясь, и, сами того не замечая, слегка привстала со своих мест; монах поднял руки над моей головой, устремив взгляд в голубое небо, и затеял бормотать какие-то слова на латыни; в такой позе он бубнил ещё и ещё, некоторое время, а затем остановился.
Я подождал два или три мгновения, затем поднял глаза – он стоял, окаменев. Повинуясь общему порыву, толпа медленно поднялась и уставилась в небо. Я проследил за их взглядами, уверенный, как в выстрелах, что мое затмение началось!
Жизнь закипела в моих жилах; я стал совсем другим человеком! Чёрный круг медленно расползался по солнечному диску, моё сердце билось всё сильнее и сильнее, а собрание и священник по-прежнему неподвижно вперялись глазами в небо. Я знал, что в следующий раз этот взгляд будет обращен на меня. Когда это произошло, я уже был во всеоружии. Я стоял в одной из самых величественных поз, которые мне когда-либо доводилось принимать, с вытянутой вверх рукой, указывающей на Солнце. Это был