Дома и на войне. Александр ВерещагинЧитать онлайн книгу.
со мной поручику Ушакову: «Дайте джигиту 3 рубля!» Ушаков немедленно достает из сумки 3 серебряных рубля и отдает их туркмену. Тот как ни в чем не бывало берет деньги, прячет свои трофеи обратно в мешок и, совершенно счастливый, скачет прочь.
Отряд располагается в Арчмане на дневку. Настает полдень, а с ним и жара. На солнце, наверное, больше 50-ти градусов. Мы все обливаемся потом. Так как, для легкости, ни офицерам, ни солдатам не велено было брать палаток, поэтому всякий, конечно, стремился усесться в тени. Я же успел-таки захватить из Вами одно полотнище от своей палатки и теперь натянул его на палку, снял черкеску, подложил ее под голову и преспокойно улегся. Немного погодя беру бинокль и начинаю осматривать горы Капет-Даг, что тянутся вдоль оазиса в версте от нас. Вон на одной плоской вершинке сидят две человеческие фигуры и спокойно смотрят на нас.
– Ведь это текинцы! Но что же делать – не гнаться же за ними в горы?
Пока так рассматриваю, вдруг слышу над собой знакомый голос:
– Скажи, пожалуйста, какой хитрый, у него и тень есть! – Смотрю, Скобелев подбегает ко мне, без кителя, с маленькой подушечкой под мышкой, сгоняет меня с места и с удовольствием растягивается. Генерал сначала было улегся под деревом в тени, но через некоторое время тень ушла, и солнце стало допекать его. Я, очень довольный, иду к товарищам под дерево и располагаюсь рядом с ними.
Здесь мы пробыли целый день. Дали отдохнуть пехоте, артиллерии. Ночевали, а с утра тронулись дальше.
Уже не помню, какой аул проезжал я, вижу, несколько казаков показываются из-за глиняной стенки сада: они едят виноград. Я беру у одного из них кисточку, пробую, – виноград ничего себе, только кисловат немного. Посылаю своего казака нарвать, а сам остаюсь на дороге и дожидаюсь. Авангард весь впереди, мы остались одни. Я с беспокойством посматриваю по сторонам, слышу, кто-то едет шибкой рысью. Оглядываюсь – казак. Позади его на седле кто-то сидел скорчившись, в одной рубахе, голова бритая, лицо кофейного цвета и, обхватив казака руками, жалобно стонал.
– Это кого тащишь? – спрашиваю я.
– Персиянина, ваше высокоблагородие, пленный у текинцев был. Он скованный, бежать не может; я, вон, еду мимо той сакли, а он и стонет. И проговорив это, казак галопом пускается догонять своих. Только отъехал несколько шагов, как персиянин сваливается с лошади и еще жалобнее начинает стонать. Я подъезжаю к нему и вижу, что ноги его, повыше ступней, скованы толстыми кандалами, пальца в два шириной. Кольца соединялись толстой железной неподвижной перекладиной. При таких кандалах человек мог делать только очень маленькие шаги. Кожа у персиянина на ногах была содрана, и из ран сочилась кровь. Я помог ему снова взобраться на седло, и казак поскакал дальше.
В тот же день мы приехали в аул Дурун. Подъезжая к аулу, генерал приказывает казакам и джигитам все жечь и истреблять. Не прошло пяти минут, как весь аул запылал одновременно в различных местах. Казаки, точно духи, носились по аулу, подкладывали