Город на Стиксе. Наталья ЗемсковаЧитать онлайн книгу.
и к которой никогда не спешил.
– Сигарет не найдется? – спросил Михаэль и, со вздохом отказавшись от Жанкиных «Вог», поковылял в свой отдел криминальных расследований, где за распахнутой дверью на пару секунд обнаружилась едва ли не вся мужская часть «Городских новостей».
Вот так-то, дорогие девушки, вот так-то… Мы не спешим домой по причине отсутствия там мужей. Они – по причине наличия в этих домах жен. Такое вот редчайшее единодушие.
Проводив спину Гаврикова скорбным взглядом, Жанка подвела итог затянувшегося пятничного вечера:
– Значит, так: в три, в воскресенье. Сбор возле галереи.
И чтобы мы с Томиной не вздумали развести прения на эту тему, в два счета собралась и, уже исчезая, засверлила меня своими мастерски накрашенными очами:
– Нет, Лиз, я все-таки не понимаю: ну, ты-то что забыла в этом Городе?!
Я вышла в пустой редакционный коридор, который так удачно заканчивается-нависает над Егошихинским логом, и попыталась нащупать линию горизонта. Июльское солнце уплывало за Каму, розово-рыжие тучи стремились к воде, и, как всегда в это время, Город примерял одну из самых безобидных своих масок: драпировался зеленью и красками, манил вечерними огнями, обещал забавы. Линия горизонта совпадала с железнодорожным мостом через Каму, где в слабой матовой дымке начинался Город-off, а там – дорога на запад, «в Москву! в Москву!», неизменный рефрен жизни, мимоходом уловленный и сформулированный тем самым доктором в той самой пьесе. Но, в отличие от тех самых сестер, мне известно: в действительности ни моста, ни пути, ни даже Москвы – нет.
Есть странный, многослойный, асимметричный и закрытый Город – ворота в Азию, но еще больше – в собственную реальность, где все размыто и неясно, где не действуют, где всё время меняются правила, и непонятно, где игра, где жизнь, где одни миражи и обманы и нужно быть настороже. Все время. Эта привычка – вслушиваться, вглядываться – ощущать Город у меня возникла давно, в первый год здешней жизни.
Точно так же он всматривается в меня и, словно в насмешку, меняет свои маски. Многие мне известны. И именно эта бутафорская пасторальность лежащей у моих ног картинки тревожит и настораживает, я ловлю, угадываю невнятную нотку саднящего предчувствия, разлитую в этом расслабленном времени-месте.
Жанна права: нужно было бежать. Бежать, подобравши юбки и в тот же день, бежать из этого убежища ссыльных и ссыльно-каторжных, пока он не увлек, не заставил играть в свои игры. Поздно. Он, этот город, со своими странностями: одних выталкивает, гонит, других засасывает, как трясина. В отличие от мегастолиц он нуждается в людях; я чувствую: меня не отпускают, не пускают… И я завидую Герцену, который изначально знал свой срок.
Срок моей ссылки мне неизвестен, и я занимаю себя, как могу: пишу статьи о том, что происходит и не происходит. Не происходит ничего, но действительность, вычлененная таким образом из контекста и переведенная в литературно-эстетическую категорию, как известно, меняет свою природу.
И сейчас она мне не нравится.