Степь отпоёт (сборник). Велимир ХлебниковЧитать онлайн книгу.

      Волга! Волга!

      Ты ли глаза-трупы

      Возводишь на меня?

      Ты ли стреляешь глазами

      Сёл охотников за детьми,

      Исчезающими вечером?

      Ты ли возвела мертвые белки

      Сёл самоедов, обреченных уснуть,

      В ресницах метелей,

      Мертвые бельма своих городов,

      Затерянные в снегу?

      Ты ли шамкаешь лязгом

      Заколоченных деревень?

      Жителей нет – ушли,

      Речи ведя о свободе.

      Мертвые очи слепца

      Ты подымаешь?

      Как! Волга, матерью,

      Бывало, дикой волчицей

      Щетинившая шерсть,

      Когда смерть приближалась

      К постелям детей –

      Теперь сама пожирает трусливо детей,

      Их бросает дровами в печь времени?

      Кто проколол тебе очи?

      Скажи, это ложь!

      Скажи, это ложь!

      За пятачок построчной платы!

      Волга, снова будь Волгой!

      Бойко, как можешь,

      Взгляни в очи миру!

      Граждане города голода.

      Граждане голода города.

      Москва, остров сытых веков

      В волнах голода, в море голода,

      Помощи чарус взвивай.

      Дружнее, удары гребцов!

      В тот год, когда девушки

      Впервые прозвали меня стариком

      И говорили мне: «Дедушка», – вслух презирая

      Оскорбленного за тело, отнюдь не стыдливо

      Поданное, но не съеденное блюдо,

      Руками длинных ночей,

      В лечилицах здоровья, –

      В это<м> я ручье Нарзана

      Облил тело свое,

      Возмужал и окреп

      И собрал себя воедино.

      Жилы появились на рук<ах>,

      Стала шире грудь,

      Борода шелковистая

      Шею закрывала.

      Сегодня Машук, как борзая,

      Весь белый, лишь в огненных пятнах берез.

      И птица, на нем замерзая,

      За летом летит в Пятигорск.

      Летит через огненный поезд,

      Забыв про безмолвие гор,

      Где осень, сгибая свой пояс,

      Колосья собрала в подол.

      И что же? Обратно летит без ума,

      Хоть крылья у бедной озябли.

      Их души жестоки, как грабли,

      На сердце же вечно зима.

      Их жизнь жестока, как выстрел.

      Счет денег их мысли убыстрил.

      Чтоб слушать напев торгашей,

      Приделана пара ушей.

      Перед закатом в Кисловодск

      Я помню лик, суровый и угрюмый,

      Запрятан в воротник:

      То Лобачевский – ты,

      Суровый Числоводск.

      Для нас священно это имя.

      «Мир с непоперечными кривыми»

      Во дни «давно» и весел

      Сел в первые ряды кресел

      Думы моей,

      Чей занавес уж поднят.

      И я желал сегодня,

      А