Ты плыви ко мне против течения (сборник). Владислав БахревскийЧитать онлайн книгу.
встретили Агея на пороге.
– Ты бы, Агеюшка, на море сходил. Бледненький какой-то. Ты купайся, пока тепло. У нас ведь тоже зима бывает.
– Но ведь море льдом не покрывается.
– Да что из того! Когда плюс семь, не покупаешься.
– Уроки мне надо учить, – сказал Агей. – Завтра целых шесть подготовок.
– Не жалеют у нас детей, не жалеют! – посочувствовала Мария Семеновна.
От обеда Агей отказался, но чаю выпил.
– Поем попозже. Когда наешься, голова не работает.
Он полежал минут пятнадцать, умылся. Сел за стол.
Итак, шесть подготовок: алгебра, литература, черчение, история, зоология, английский язык.
На часах без десяти три. Начал с черчения. Предлагалось сделать проекцию детали и указать ее размеры.
Что к чему, разобрался быстро, а вот само черчение оказалось капризным делом. Два раза подтер – и чертеж вид потерял. Больше тройки за такое не поставят.
Взял новый лист бумаги, перечертил, да так – хоть на выставку!
– Агеюшка, полпятого! – встревожилась Мария Семеновна. – Надо поесть.
– Поем! – весело согласился Агей.
– И погулять.
– И погуляю!
Он очень был доволен своим чертежом. Поискал ему место и возложил на буфет.
На первое Мария Семеновна подала домашнюю лапшу, на второе – вареники с вишнями. Агей и впрямь пальчики облизал.
Удивительно, но коту Парамону вареники тоже очень понравились. Обедал он, запустив в миску передние лапы, и, когда взглядывал на людей, был похож на запорожца с усами.
Вдруг Парамон рыкнул свое: «Мяу!», потянулся и скакнул на буфет.
– Чертеж! – ахнул Агей.
Кот хоть и вылизал лапы после еды, но автограф свой на чертеже все равно оставил.
– Агеюшка, может, я перечерчу? – Мария Семеновна была готова сквозь землю провалиться. – Ах ты, бессовестный! – горестно укоряла она Парамона.
– Я сам виноват, – сказал Агей. – Это же любимое место Парамона, а я его занял. Пустяки. Сделаю новый чертеж. Дело-то совершенно механическое.
Стрелки часов показывали половину седьмого, когда с черчением наконец-то было покончено.
Агей открыл учебник литературы. Следовало разобраться, где в «Капитанской дочке» историческая правда, а где художественный вымысел. Прочитал высказывания о повести. Все почему-то старались похвалить Пушкина: «автор изумительных по силе…», «чудо совершенства», «решительно лучшее русское произведение».
Дважды перечитал высказывание писателя Залыгина: «В обыкновенной… любовной истории безвестного офицера на считаных страницах изобразить такое событие, как Пугачёвский бунт? Кому и когда еще удалось такое же?»
– Например, Мериме в «Кармен», – ответил Залыгину Агей, – или Толстому в рассказе «После бала», Гоголю в «Тарасе Бульбе» и многим, многим…
Агей собирался перечитать высказывания, чтобы запомнить, но не стал. Ему были неприятны все эти похвалы. Неужели знаменитые люди не понимали, что, расхваливая Пушкина,